ISRAPDA

Милая, ты у меня такая красивая, ласковая, хозяйственная!
- Секса сегодня не будет, я устала.
- Эгоистка неблагодарная! И борщ у тебя кислый, и жопа толстая!



Еду сегодня в троллейбусе. Троллейбус забит битком - комару не пролететь.
И среди всей этой толкучки - весьма внушительных размеров кондукторша. Далее от нее последовала фраза , поднявшая всем пассажирам настроение на весь день:
"Держитесь, крошки, я пошла"



-





Муж:
- Вот, скажи, только честно. Ты мне за 20 лет совместной жизни хоть раз, ну хотя бы мысленно, изменяла?
Жена:
- Если честно, то мысленно ни разу…



Женщина приходит на работу с фингалом под глазом. Сотрудник заметил, спрашивает:
- Кто это тебя так?
- Муж!
- Муж? Я думал он в командировке...
- Ха! Он думал... Я была УВЕРЕНА!



В самом начале Бог создал Землю!
Затем он отдохнул и заделал мужика!
И снова отдохнул и создал женщину !
С тех пор ни Господь, ни мужик не имели ни минуты покоя!

Кризис среднего возраста - это осознание того, что простатит и геморрой у тебя уже есть,а "Лексуса" ещё нет...


Табличка на заборе: "Ахтунг! Злюкен собакен. Яйцен клац-клац".


У каждой страны есть своя прелесть: в Европе хорошо жить, в Америке - делать карьеру, по Африке хорошо путешествовать, а по России - тосковать.


Жена военного приходит домой в гневе.
- Муж, ты где?
- В туалете.
- Тебе письмо, в нём две новости, хорошая и плохая, с какой начать?
- Ну, давай с хорошей.
- Тебя наградили!
- А плохая?
- Письмо из кожвендиспансера.


Что делaют люди, когдa врaч им говорит, что остaлось жить две недели: aмерикaнцы зaкрывaют свой бизнес, фрaнцузы без остaновки зaнимaются любовью, русские все пропивaют, a евреи идут к другому врaчу.

> Однажды шёл домой, шатаясь.
> Был пьяный я и сильно злой.
> Под деревом пройти пытаясь,
> Я больно стукнулся башкой.
>
> И ветку, что росла так низко,
> Решенье принял - отпилить.
> Поскольку дом был уже близко,
> Пилу пошёл я раздобыть.
>
> Домой придя, в шкафу порывшись,
> Жену спросил я: "Где пила?"
> Она ж, глазами округлившись:
> "Ей-богу, Коля, не пила!"
>
> Умом всех женщин Бог обидел.
> Быть может, дело всё в ......?
> Хоть я ответ уже предвидел,
> Спросил я снова: "Пила где?"
>
> И сделав морду удивлённой,
> Она в ответ: "Что за дела?
> С чего ты взял-то это, милый?
> Нигде я, Коля, не пила!"
>
> Склонивши голову чуть влево,
> И правый свой прищурив глаз,
> Я ей сказал: "Ты о...ела?
> Сейчас спрошу в последний раз!"
>
> - Ну, у соседа! - она блеет,
> Сама же смотрит в потолок.
> Как странно, ведь сосед имеет
> Свою пилу и молоток.
>
> - Зачем дала? - спросил я строго.
> И от ответа очумел.
> - Да, не давала я, ей-богу!
> Тогда я чуть не протрезвел.
>
> - Да как же, с-сука не давала?
> Во мне вновь злоба ожила,
> - Ведь ты сама сейчас сказала,
> Что у соседа, б@я, пила!
>
> И тут она, уже заплакав,
> Мне невпопад ответ дала:
> - Коль, знала б, что такой болтун
он,
> То никогда бы не дала!
>
> Вот и пойми ты этих женщин!
> У них все мОзги набекрень.
> Ну, а пилу хоть и нашёл я,
> Пилить мне было уже лень.
_______

Георгий Данелия

Невысокий, лысый, пожилой, Александр Ефремович Яблочкин, который многие годы работал на "Мосфильме", был веселым, заводным и очень нравился женщинам. И пока не встретил свою голубоглазую Лору, слыл известным сердцеедом. Лору Яблочкин боготворил и, когда говорил о ней, — светился. Лора (которая была намного моложе мужа) тоже любила Сашеньку (так она его называла), и жили они хорошо и дружно. Супруги Яблочкины были людьми хлебосольными, и я часто бывал у них в гостях в доме напротив «Мосфильма». В малюсенькую комнатку, которую они называли гостиной (из однокомнатной квартиры Яблочкин сделал двухкомнатную), набивалось так много народу, что сейчас я не могу понять, как мы все умудрялись там разместиться. Помню только, что было очень весело. Умер Саша на проходной, в тот день, когда мы должны были сдавать картину Сизову. Предъявил пропуск и упал. Ему было 59 лет. Хоронили Александра Ефремовича на Востряковском кладбище. Яблочкина любили, и попрощаться с ним пришло много народу. Режиссеры, с которыми работал Яблочкин, пробили и оркестр. Гроб поставили возле могилы на специальные подставки. Рядом стояли близкие, родные и раввин. «Мосфильм» был против раввина, но родные настояли. Раввин был маленький, очень старенький, лет под девяносто, в черной шляпе и легоньком потрепанном черном пальто, в круглых очках в металлической оправе, с сизым носом. Был конец ноября, дул холодный ветер, выпал даже снег. Ребе посинел и дрожал. Я предложил ему свой шарф, он отказался, сказал, что не положено. Люди рассредоточились вокруг могил, а оркестр расположился чуть поодаль, у забора. Зампрофорга студии Савелий Ивасков, который распоряжался этими похоронами, договорился с дирижером оркестра, что даст ему знак рукой, когда начинать играть. Потом встал в торце могилы и сказал раввину: — Приступай, батюшка. — Ребе, — поправила его сестра Яблочкина. — Ну ребе. Раввин наклонился к сестре и начал по бумажке что-то уточнять. — Ладно, отец, начинай! Холодно, народ замерз, — недовольно сказал Ивасков. (Он более других возражал против еврейского священника.) Раввин посмотрел на него, вздохнул и начал читать на идиш заупокойную молитву. А когда дошел до родственников, пропел на русском: — И сестра Мария, и сын его Гриша, и дочь его Лора… (Напомню - Лора была намного моложе мужа.) — Отец! — прервал его Ивасков и отрицательно помахал рукой. И тут же грянул гимн Советского Союза. От неожиданности ребе вздрогнул, поскользнулся и чуть не упал — я успел подхватить его. Земля заледенела, и было очень скользко. — Стоп, стоп! — закричал Ивасков. — Кто там поближе — остановите их! Оркестр замолк. — Рубен Артемович, сигнал был не вам! — крикнул Ивасков дирижеру. И сказал сестре, чтобы она объяснила товарищу, кто есть кто. Мария сказала раввину, что Гриша не сын, а племянник, а Лора не дочка, а жена. Тот кивнул и начал петь сначала. И когда дошел до родственников, пропел, что сестра Мария, племянник Гриша и дочь Гриши — Лора. — Ну, стоп, стоп! — Ивасков опять махнул рукой. — Сколько можно?! И снова грянул гимн. — Прекратите! Остановите музыку! — заорал Ивасков. Оркестр замолк. — Рубен Артемович, для вас сигнал будет двумя руками! — крикнул Ивасков дирижеру. — Двумя! — И повернулся к раввину: — Отец, вы, я извиняюсь, по-русски понимаете? Вы можете сказать по-человечески, что гражданка Лора Яблочкина не дочка, а жена?! Супруга, понимаете?! — Понимаю. — Ну и давайте внимательней! А то некрасиво получается, похороны все-таки! Раввин начал снова и, когда дошел до опасного места, сделал паузу и пропел очень четко: — Сестра — Мария, племянник — Гриша. И не дочь! — он поверх очков победно посмотрел на Иваскова. — А жена племянника Гриши — гражданка Лора Яблочкина! — У, ё! — взревел Ивасков. Поскользнулся и полетел в могилу. Падая, он взмахнул двумя руками. И снова грянул гимн Советского Союза.
И тут уже мы не смогли сдержаться.
Саша, прости меня! Но я тоже ржал. Ты говорил, что твой любимый жанр трагикомедия.
В этом жанре и прошли твои похороны.
Когда придет время и мне уходить, я очень хочу уйти так же. Не болея и внезапно, никого не мучая.
И чтобы на моих похоронах тоже плакали и смеялись.

Соц. неглиже. "Приют комедиантов".
Художник по костюмам Виктория Севрюкова представляет советское и восточноевропейское неглиже из своей коллекции нижнего белья.
Приятного просмотра!!!

Это была одна из обычных экскурсий из Тель-Авива на Мертвое море, в начале которой нужно было собрать туристов из нескольких городков по дороге. Один из городков со странным для русского уха названием - Мивасерет Цион. (Запомните первое слово из этого названия, хорошенько запомните, оно нам понадобится в конце!). Там сели в автобус последние туристы.
Сама экскурсия произвела обычное впечатление. Ахи-охи, как всегда, заканчивалась она купанием в Мертвом море. Не цель нашей заметки описывать чудеса купания в этом химическом растворе, нужно попробовать самостоятельно. Иначе это будет как рассказ, что такое экстаз, но элемент это (купание) важный в нашей истории.
После двухчасового отдыха на пляже в Эйн-Бокеке, где сосредоточены основные гостиницы "мертвоморского" побережья страны, Гена (скажем, так звали гида) дал команду собираться в обратный путь. Помытые и расслабленные туристы сползались к автобусу. Одна из них, лет тридцати, с дочкой пяти- шести лет подошла с перекошенным от ужаса лицом, в руке она держала мокрую бумажку размером в четверть тетрадного листа. На бумажке были явно видны следы чернил. В прошлом это, очевидно, был адрес и номер телефона родственников этих туристов. Бумажка, несомненно, побывала в Мертвом море. Назревала проблема, куда возвращать туристов. Но Гена провел к этому моменту уже не одну сотню экскурсий и смутить, а тем более поставить его в тупик, не могло уже ничто. Он начал спокойно расспрашивать обескураженную туристку, что она помнит о городе, где остановилась: сколько ехать до ближайшего крупного города
(Тель-Авива или Иерусалима), в горах стоит дом или в долине и тому подобное. Однако, она была на тот момент в Израиле всего пару дней...
Дело принимало нехороший оборот. Названия своего городка туристка, само собой, не помнила, и тут Гена - поклонник ассоциативного способа запоминания задал ключевой вопрос: "Но была какая-то ассоциация с названием, на что было похоже, когда услышали его в первый раз?" Туристка на секунду задумалась, потом... покраснела: "Ну, это..., э-э-э... в общем, похоже на "МИМО КАКАЕТ"!
Когда Гена пришел в сознание от хохота, который просто разрывал его внутренности на протяжении нескольких минут к вящему беспокойству членов небольшой группы и араба-водителя, наблюдавшего эту ситуацию, и умывшись обильными слезами, катившимися из его глаз, почти спокойно сказал: "Садитесь в автобус, мы вас высадим в... МИВАСЕРЕТ Цион".