ISRAPDA

Справедливое Увеличение

Стритер увидел только знак, поскольку должен был подъехать к обочине и проблеваться. Теперь его часто рвало, и было очень небольшое предупреждение — иногда подташнивало, иногда появлялся привкус во рту, а иногда вообще ничего; просто оп! и появляется, привет — как дела. Это делало вождение опасным занятием, но все же теперь он много ездил, отчасти от того что будет не в состоянии к концу осени и отчасти, потому что у него было много о чем подумать. Ему всегда лучше думалось за рулем.

Он выехал на Расширение Харрис-Авеню, широкую автостраду, которая проходила в двух милях от окружного аэропорта Дерри и сопутствующих фирм: в основном мотелей и складов. Расширение было забито движением днем, потому что соединяло западную и восточную стороны Дерри, равно как и, обслуживая аэропорт, но вечером оно было почти пустым. Стритер остановился на велосипедной дорожке, схватил один из своих пакетов для рвоты из кучи валяющихся на пассажирском сидении, опустил в него лицо, и начал блевать. Обед выглядел на ура. Или выглядел бы, открой он свои глаза. Но он не открыл. После того как видел одну блевотину, ты видел их все.

Когда началась фаза рвоты, боли не было. Доктор Хендерсон предупредил его, что это изменится, и за прошлую неделю, это произошло. Пока еще не мучительная боль; только резкая боль из желудка в горло, как изжога. Она появилась, затем утихла. Но станет хуже. Доктор Хендерсон сказал ему и это.

Он поднял голову от пакета, открыл бардачок, достал нить для зубов, и вычистил свой обед прежде, чем запах распространился по машине. Он посмотрел направо и увидел стоящий поблизости мусорный бак с веселой вислоухой собакой сбоку и написанным по трафарету сообщением, «ПАРНЯГИ ДЕРРИ ГОВОРЯТ: Бросай Мусор Сюда!»

Стритер вышел, подошел к баку парняг, и избавился от последних выделений своего слабеющего тела. Летнее солнце, покраснев, садилось над плоской (и в настоящее время пустынной) площадью аэропорта, и тень, прикрепленная к его пяткам, была длинной и нелепо тонкой. Словно это было его тело через четыре месяца, уже полностью разрушенное раком, который скоро сожрет его живьем.

Он вернулся к своей машине и увидел вывеску через дорогу. Вначале, — вероятно, потому что его глаза все еще слезились — он решил, что на ней написано Увеличение Волос. Затем он моргнул и увидел, что на самом деле это Справедливое[1] Увеличение. Под этим, мелкими буквами: справедливая цена.

Справедливое увеличение, справедливая цена. Это хорошо звучало, и почти имело смысл.

На противоположной стороне Расширения, был участок посыпанный гравием, перед изгородью из проволочной сетки, отмечающей собственность окружного аэропорта. Множество людей расставляют там придорожные стенды в течение часов пик, поскольку для клиентов была возможность остановиться без аварийной ситуации (если вы были быстры и помнили об использовании поворотников). Стритер прожил всю свою жизнь в маленьком городке Мэн штата Дерри, и за эти годы он видел людей, продающих там свежие листы папоротника весной, свежие ягоды и вареную кукурузу в початках летом, и омары почти круглый год. В дождливый сезон сумасшедший старый парень, известный, как Снежный человек занимал это место, продавая отрытые безделушки, которые были потеряны зимой и найдены под тающим снегом. Много лет назад Стритер купил красивую тряпичную куклу у этого человека, собираясь отдать ее своей дочери Мей, которой было тогда два или три года. Он совершил ошибку, рассказав Джанет, что он получил ее от Снежного человека, и она заставила его выбросить ее.

— Ты думаешь, что мы сможем прокипятить тряпичную куклу, чтобы убить микробов? — спросила она. — Порой я поражаюсь, как умный человек может быть настолько глупым.

Ну, раку безразлично, когда он добирался до мозга. Умный или глупый, он был готов, оставить игры и раскрыться.

Карточный стол был разложен там, где Снежный человек когда-то выставлял свои товары. Пухлый человек, сидящий за ним, был защищен от красных лучей садящегося солнца большим желтым зонтиком, который был поднят под углом.

Стритер минуту постоял перед своей машиной, едва не сев (пухлый человек не замечал его, очевидно, он смотрел небольшой портативный телевизор), а затем любопытство взяло над ним верх. Он проверил присутствие машин на дороге, но ни одну не увидел — расширение было предсказуемо пустынно в этот час, все жители окрестности, ужинали дома и считали их незлокачественное состояние само собой разумеющимся — и пересек четыре пустые полосы. Его тощая тень, Призрак Грядущего Стритера, тянулась позади него.

Пухлый мужичек поднял голову.

— Привет, — сказал он. Прежде, чем выключил телевизор, у Стритера было время увидеть, что парень смотрел «Инсайд Эдишн». — Как вечерок?

— Ну, не знаю как у вас, но у меня бывал и получше, — сказал Стритер. — Немного поздновато, для торговли, верно? Тут очень небольшое движение после часа пик. Это же задняя сторона аэропорта. Ничего, кроме доставки грузов. Пассажиры выходят на Витчем-стрит.

— Ага, — сказал пухлый мужичек, — но, к сожалению, расценки зон на оживленной стороне аэропорта идут вразрез с малым придорожным бизнесом вроде моего. — Он покачал головой из-за несправедливости мира. — Я собирался закрыться и пойти домой в семь, но у меня было предчувствие, что еще один клиент может зайти.

Стритер посмотрел на стол, не увидел товаров для продажи (кроме телевизора), и улыбнулся.

— На самом деле, я не могу быть клиентом, мистер…?

— Джордж Эльвид, — сказал пухлый мужичек, поднимаясь и протягивая такую же пухлую руку.

Стритер пожал ее.

— Дэйв Стритер. И я действительно не могу быть клиентом, потому что понятия не имею, что вы продаете. Сначала я решил, что на вывеске написано увеличение волос.

— Вы хотите нарастить волосы? — Спросил Эльвид, критически осматривая его. — Я спрашиваю, поскольку ваши, кажется, редеют.

— И скоро исчезнут, — сказал Стритер. — Я на химиотерапии.

— Подумать только. Извините.

— Спасибо. Хотя, что, по сути, химиотерапия может… — Он пожал плечами и поразился, как легко было сказать это незнакомцу. Он не сказал даже своим детям, хотя Джанет конечно знала.

— Мало шансов? — Спросил Эльвид. В его голосе было простое сочувствие — не больше и не меньше — и Стритер почувствовал, как его глаза наполняются слезами. Плакать перед Джанет ужасно смущало его, и он делал это только дважды. Здесь, с этим незнакомцем, это казалось нормальным. Тем не менее, он достал свой носовой платок из заднего кармана и вытер им глаза. Маленький самолет шел на посадку. Силуэт на фоне красного солнца, был похож на движущееся распятие.

— Из того что я слышал, никаких шансов, — сказал Стритер. — Поэтому, мне кажется, что химиотерапия просто… я не знаю…

— Стандартная процедура для больных?

Стритер засмеялся.

— Вот именно.

— Возможно, вам стоит рассмотреть покупку сильнейших болеутоляющих. Или, вы можете заключить небольшую сделку со мной.

— Как я начал говорить, я не могу быть клиентом, пока не узнаю, что вы продаете.

— О ну, большинство людей называют это средством от всех болезней, — сказал Эльвид, улыбаясь и подпрыгивая на пятках ног позади стола. Стритер отметил с некоторым обаянием, что, хотя Джордж Эльвид был пухл, его тень была столь же тонкой и больной на вид как его собственная. Он предположил, что все тени начали выглядеть больными, когда приближался закат, особенно в августе, когда конец дня был длинным и вялым и, так или иначе, не совсем приятным.

— Я не вижу пузырьков, — сказал Стритер.

Эльвид сцепил пальцы на столе и склонился над ними, выглядя внезапно деловым.

— Я продаю увеличения, — сказал он.

— Которые дали имя конкретно этой дороге.

— Никогда так не думал об этом, но полагаю, вы правы. Хотя порой сигара это только дым, а совпадение это только совпадение. Все хотят что-то увеличить, мистер Стритер. Будь вы молодой женщиной с любовью к покупкам, я предложил бы вам увеличение кредита. Будь вы мужчиной с маленьким членом — генетика бывает так жестока — я предложил бы вам увеличение члена.

Стритер был поражен и удивлен его откровенностью. В первый раз за месяц — с момента диагноза — он забыл, что страдал от агрессивной и чрезвычайно стремительной формы рака.

— Вы шутите.

— О, я великий шутник, но я никогда не шучу насчет бизнеса. В свое время я продал десятки увеличений члена, и был некоторое время известен в Аризоне как Эль Пене Гранде. Я не совсем честен, но к счастью для меня, я никогда не требую и ни ожидаю, что вы поверите этому. Низкие мужчины часто хотят увеличение роста. Если бы вы действительно хотели больше волос, мистер Стритер, то я был бы счастлив продать вам увеличение волос.

— Может человек с большим носом — ну знаете, как Джимми Дурэйнт — получить меньший?

Эльвид покачал головой, улыбаясь.

— Теперь вы шутите. Ответ нет. Если вы нуждаетесь в уменьшение, вам стоит пойти куда-нибудь еще. Я специализируюсь только на увеличениях, очень американском продукте. Я продавал увеличение любви, иногда называемые микстурами, страдающим от безответной любви, увеличения кредита нуждающимся в деньгах при такой экономической ситуации, увеличение времени тем, кого поджимал крайний срок, и однажды увеличение зрения, человеку, который хотел стать пилотом Воздушных сил и знал, что не мог пройти тест на зрение.

Стритер усмехался, весело проводя время. Он сказал бы, что веселое времяпровождение было теперь недоступно ему, но жизнь была полна неожиданностей.

Эльвид тоже усмехался, словно они разделяли превосходную шутку.

— А однажды, — сказал он, — я успешно сделал увеличение реалистичности для живописца — очень талантливого человека, — который потихоньку впадал в параноидальную шизофрению. Это было дорого.

— Сколько? Если не секрет?

— Одна из его картин, которая теперь украшает мой дом. Вы узнали бы имя; известный в итальянском Ренессансе. Вы, наверное, изучали его, если проходили курс искусствоведения в колледже.

Стритер продолжал усмехаться, но сделал шаг назад, просто на всякий случай. Он смирился с фактом того, что умрет, но это не означало, что он хотел сделать это сегодня, от рук вероятного беглеца из «Джунипер Хилл», психушки для душевнобольных преступников в Огасте.

— Так, о чем мы говорим? Что, вы вроде… я не знаю… бессмертного?

— Очень долгоживущий, определенно, — сказал Эльвид. — Что подводит нам к тому, что я могу сделать для вас, как мне кажется. Вы, вероятно, хотели бы увеличение жизни.

— Полагаю, оно невозможно? — Спросил Стритер. Мысленно он вычислял расстояние до своей машины, и время, которое ему потребуется, чтобы оказаться там.

— Конечно, возможно… за определенную плату.

Стритер, который играл в «Скраббл» в свое время, уже представил буквы имени Эльвида на игровом поле и перестроил их.

— Деньги? Или мы говорим о моей душе?

Эльвид махнул рукой и сопроводил жест плутоватым закатыванием глаз.

— Я, как говорится, не узнал бы душу, укуси она меня за ягодицы. Нет, ответ, как всегда, деньги. Пятнадцати процентов от вашего дохода за следующие пятнадцать лет должно хватить. Можете назвать это, агентским вознаграждением.

— Это продолжительность моего увеличения? — Стритер рассматривал идею пятнадцати лет с задумчивой жадностью. Они казались очень долгими, особенно когда он сопоставил это с тем, что фактически предстояло в будущем: шесть месяцев рвоты, нарастающая боль, кома, смерть. Плюс некролог, который, несомненно, включал бы фразу «После долгого и храброго сражения с раком». И тому подобное, как говорят в сериале «Сайнфелд».

Эльвид развел руками, в известном жесте, кто знает.

— Может двадцать. Нельзя сказать наверняка; это не аэрокосмические исследования. Но если вы ожидаете бессмертия, забудьте об этом. Все, что я продаю, является справедливым увеличением. Лучшее, что я могу сделать.

— Мне подходит, — сказал Стритер. Парень поднял ему настроение, и если он нуждался в человеке способным подыграть ему, Стритер был готов услужить. До известной степени, конечно. Все еще улыбаясь, он протянул свою руку через карточный стол.

— Пятнадцать процентов, пятнадцать лет. Хотя должен сказать вам, что пятнадцать процентов от зарплаты помощника управляющего банком точно не позволят вам сесть за руль «Роллс-Ройса». «Гео», возможно, но…

— Это не совсем все, — сказал Эльвид.

— Конечно, нет, — сказал Стритер. Он вздохнул и убрал свою руку. — Мистер Эльвид, был очень рад пообщаться, вы развлекли меня сегодня вечером, что я считал невозможным, и надеюсь, что вы получите помощь со своими умственными проб…

— Замолчи, глупец, — сказал Эльвид, и хотя он все еще усмехался, в этом теперь не было ничего приятного. Он вдруг показался более высоким — по крайней мере, сантиметров на семь выше — и не таким уж пухлым.

Это из-за света, подумал Стритер. Закатный свет хитер. А неприятный запах, который он внезапно заметил, был, вероятно, просто сожженным авиационным топливом, принесенный к этому небольшому посыпанному гравием участку перед изгородью блуждающим порывом ветра. Все это имело смысл… но он замолчал согласно указанию.

— Почему мужчина или женщина нуждаются в увеличениях? Вы когда-нибудь спрашивали себя об этом?

— Конечно, спрашивал, — сказал Стритер слегка резко. — Я работаю в банке, мистер Эльвид, Сберегательном банке Дерри. Люди постоянно просят у меня увеличение кредита.

— Тогда вы знаете, что люди нуждаются в увеличение, чтобы компенсировать недостатки — маленький кредит, маленький член, близорукость, и так далее.

— Да, это мир коротышек, — сказал Стритер.

— Именно так. Но даже у вещей не из этого мира есть вес. Негативный вес, самый худший. Вес, поднявшийся от вас, должен попасть куда-то в другое место. Это простая физика. Экстрасенсорная физика, можно сказать.

Стритер изучал Эльвида с обаянием. То мгновенное впечатление, что он был более высоким (и что было слишком много зубов в его улыбке) прошло. Это было просто коротышка, пухлый парень, у которого, вероятно, была зеленая амбулаторная карта в бумажнике — если не из «Джунипер Хилл», то из клиники «Акадия» в Бангоре. Если у него был бумажник. У него, конечно, была чрезвычайно развита бредовая география, и это делало его захватывающим исследованием.

— Могу я перейти к самой сути, мистер Стритер?

— Пожалуйста.

— Вы должны передать вес. В двух словах вы должны сделать грязное кому-то еще, если грязь должна быть снята с вас.

— Понятно. И он понимал. Эльвид вернулся к проповеди, и проповедь была классической.

— Но это не может быть любой. Старую анонимную жертву пробовали, и она не работает. Это должен быть кто-то, кого вы ненавидите. Есть ли кто-то, кого вы ненавидите, мистер Стритер?

— Я не слишком люблю Ким Чен Ира, — сказал Стритер. — И я думаю, что тюрьма слишком хороша для злых ублюдков, которые взорвали эсминец «Коул», но не думаю, что они ког…

— Будьте серьезны или убирайтесь прочь, — сказал Эльвид, и снова он показался выше. Стритер задавался вопросом, могло ли это быть каким-то особым побочным эффектом от лекарств, которые он принимал.

— Если вы имеете в виду в моей личной жизни, то я никого не ненавижу. Есть люди, которых я не люблю. Соседка Миссис Денброу выкидывает свой мусор в баки без крышек, и если подует ветер, вонь разносится по всему моему…

— Могу неверно процитировать покойного Дино Мартино, мистер Стритер, все ненавидят кого-то когда-то.

— Уилл Роджерс сказал…

— Он был вращающим веревку выдумщиком, который надевал свою шляпу низко на глаза, словно маленький ребенок, играющий в ковбоя. К тому же, если вы действительно никого не ненавидите, мы не сможем заключить сделку.

Стритер задумался. Он посмотрел вниз на свои ботинки и заговорил слабым голосом, в котором едва признал свой собственный.

— Я полагаю, что ненавижу Тома Гудхью.

— Кто он в вашей жизни?

Стритер вздохнул.

— Мой лучший друг с начальной школы.

Возникла минута молчания прежде, чем Эльвид начал реветь от смеха. Он обошел свой карточный стола, хлопнул Стритера по спине (рукой, в которой чувствовался холод, и пальцы которой были длинными и тонкими, а не короткими и пухлыми), затем шагнул назад к своему складному стулу. Он рухнул на него, все еще фыркая и хохоча. Его лицо было красным, и слезы текущие по его лицу, также выглядели красно-кровавыми, в свете заката.

— Ваш лучший… начиная с начальной… ух, это…

Эльвид больше не мог контролировать себя. Он стал смеяться и истошно ржать, его пузо содрогалось, а его подбородок (странно острый для такого полного лица) кивал и падал на фоне чистого (но потемневшего) летнего неба. Наконец он вернул над собой контроль. Стритер думал предложить свой носовой платок, но решил, что не хотел, чтобы он касался кожи продавца увеличений.

— Это превосходно, мистер Стритер, — сказал он. — Мы можем заключить сделку.

— Надо же, здорово, — сказал Стритер, делая еще шаг назад. — Я уже наслаждаюсь своими дополнительными пятнадцатью годами. Но я припарковался на велосипедной дорожке, а это нарушение правил. Я могу получить штраф.

— Я бы не волновался об этом, — сказал Эльвид. — Как вы, должно быть, заметили, ни проезжало ни одной гражданской машины, с того момента как мы начали торговаться, не говоря уже о полицейских Дерри. Транспорт никогда не мешает, когда я приступаю к серьезной сделке с серьезно настроенным мужчиной или женщиной; я слежу за этим.

Стритер тревожно оглянулся. Это правда. Он слышал движение транспорта на Витчем-стрит, которая выходила на Апмайл-Хилл, а здесь, Дерри был совершенно пуст. Конечно, напомнил он себе, транспорта здесь всегда мало, когда рабочий день окончен.

Но отсутствовать? Абсолютно отсутствовать? Можно ожидать этого в полночь, но не в семь тридцать вечера.

— Расскажите мне, почему вы ненавидите своего лучшего друга, — попросил Эльвид.

Стритер снова напомнил себе, что этот человек сумасшедший. Чему-либо вымышленному Эльвид не поверит. Это была идея освобождения.

— Том лучше выглядел, когда мы были детьми, и он намного лучше выглядит сейчас. Он преуспел в трех видах спорта; единственный в котором я более-менее хорош, мини гольф.

— Не думаю, что у них есть команда поддержки для подобного, — сказал Эльвид.

Стритер мрачно улыбнулся, воодушевившись своей темой.

— Том достаточно умен, но он ленился во время обучения в колледже Дерри. Он не желал учиться в колледже. Но когда его оценки упали настолько, что подвергли риску его участие в спорте, он запаниковал. И кто тогда получил звонок?

— Вы! — Выкрикнул Эльвид. — Закоренелый мистер Ответственность! Обучали его, верно? Может даже написали несколько работ, а? Удостоверившись в том, что слова написаны с орфографическими ошибками Тома, учителя же привыкли к его ошибкам в словах?

— Виновен по всем пунктам. На самом деле, когда мы стали старше — в год, когда Том получил, спортивную награду штата Мэн — я был в действительности двумя студентами: Дэйвом Стритером и Томом Гудхью.

— Жестоко.

— Знаете, что более жестоко? У меня была подруга. Красивая девушка по имени Норма Виттен. Темно-каштановые волосы и глаза, безупречная кожа, красивые скулы…

— Сиськи, которые еще не обвисли…

— Безусловно. Но, кроме сексуальности…

— Но вы никогда не забывали об этом…

— …я любил эту девушку. Знаете, что сделал Том?

— Украл ее у вас! — Сказал Эльвид с негодованием.

— Верно. Они пришли ко мне вдвоем, понимаете. Чистосердечно признались в этом.

— Благородно!

— Утверждали, что они ничего не могут поделать.

— Утверждали, что они были влюблены, ВЛЮ-БЛЕ-НЫ.

— Да. Сила природы. Эта вещь сильнее их обоих. И так далее.

— Дайте угадаю. Он обрюхатил ее.

— Так и было. — Стритер снова посмотрел на свои ботинки, вспомнив одну юбку, которую носила Норма, когда была на втором или третьем курсе. Она была с вырезом, только чтобы демонстрировать мелькающее нижнее белье под ней. Это было почти тридцать лет назад, но иногда он все еще вызвал этот образ в голове, когда они с Джанет занимались сексом. У него никогда не было физической близости с Нормой — по крайней мере, до секса не доходило; она не позволяла. Хотя она весьма охотно спустила свои трусики для Тома Гудхью. Вероятно, в первый раз он спросил ее.

— И бросил ее беременной.

— Нет. — Стритер вздохнул. — Он женился на ней.

— А затем развелся с ней! Возможно после того как побил глупышку?

— Еще хуже. Они все еще женаты. Три ребенка. Когда вижу, их гуляющими в парке Бэсси, они обычно держатся за руки.

— Это самая ужасная вещь, которую я когда-либо слышал. Мало что может ухудшить это. Если только… — Эльвид пристально посмотрел на Стритера из-под густых бровей. — Если только вы не из тех, кто застыл в айсберге брака без любви.

— Вовсе нет, — сказал Стритер, удивленный этой идеей. — Я очень люблю Джанет, и она любит меня. То, как она поддерживает меня во время рака, просто экстраординарно. Если есть во вселенной такая вещь как гармония, то мы с Томом оказались с правильными партнерами. Абсолютно. Но…

— Но? — Эльвид смотрел на него с восторженным ожиданием.

Стритер ощутил, как его ногти впились в ладони. Вместо ослабления, он надавил сильнее. Давил, пока не почувствовал струйки крови.

— Но, черт возьми, он украл ее! — Это грызло его в течение многих лет, и он почувствовал себя лучше, выкрикнув это вслух.

— Действительно украл, и мы никогда не перестаем желать того, что мы хотим, хорошо ли это для нас или нет. Разве вы не согласны, мистер Стритер?

Стритер не ответил. Он тяжело дышал, как человек, который только что пронесся пятьдесят ярдов или участвовал в уличной драке. Резкие небольшие цветные круги появились на его прежде бледных щеках.

— И это все? — Эльвид говорил тоном доброжелательного приходского священника.

— Нет.

— Тогда, рассказывайте все. Опустошите этот нарыв.

— Он миллионер. Он не должен быть, но он является им. В конце восьмидесятых — вскоре после наводнения, которое чуть не уничтожило этот город — он создал мусорную компанию…, только назвал ее «Уничтожение и Переработка Отходов Дерри». Неплохое название, между прочим.

— Хуже помойки.

— Он пришел ко мне для получения кредита, и хотя предложение показалось шатким всем в банке, я протолкнул его. Знаете, почему я протолкнул его, Эльвид?

— Конечно! Поскольку он ваш друг!

— Попробуйте еще раз.

— Поскольку вы подумали, что он потерпит крах и прогорит.

— Верно. Он вкладывал все свои сбережения в четыре мусоровоза, и закладывал свой дом, чтобы выкупить участок земли за окраиной Ньюпорта. Для закапывания мусора. Подобные вещи в Нью-Джерси принадлежат гангстерам, чтобы отмывать свои деньги от наркотиков и проституток и использовать в качестве свалки для тел. Я подумал, что это безумие, и не мог дождаться, чтобы выдать кредит. Он все еще любит меня как брата за это. Постоянно рассказывает людям, как я противостоял банку и поставил свою работу на карту. «Дэйв поддержал меня, прям как в старших классах», говорит он. Знаете, как теперь дети в городе называют его свалку мусора?

— Расскажите!

— Гора Трэшмор! Она огромна! Я не удивлюсь, если она радиоактивна! Она покрыта дерном, но там повсюду знаки «Не входить», и скорей всего под этой хорошей зеленой травкой Манхэттенские Крысы! Вероятно, они тоже радиоактивны!

Он остановился, понимая, что звучит нелепо, но, не тревожась об этом. Эльвид был невменяем, но — сюрприз! Стритер, оказался также невменяем! По крайней мере, в отношении своего старого друга. К тому же…

Истинная причина в раке, подумал Стритер.

— Итак, давайте резюмировать. — Эльвид начал загибать свои пальцы, которые были совсем не длинными, а такими же короткими, пухлыми, и безобидными как остальная его часть. — Том Гудхью выглядел лучше, чем вы, даже когда вы были детьми. Он был наделен спортивными навыками, о которых вы могли только мечтать. Девушка, которая держала свои гладкие белые бедра сжатыми на заднем сидении вашей машины, раскрыла их для Тома. Он женился на ней. Они все еще влюблены. Полагаю, дети в порядке?

— Здоровые и красивые! — Со злостью выпалил Стритер. — Один в браке, один в колледже и один в средней школе! Этот еще и капитан футбольной команды! Весь в своего гребанного отца!

— В точку. И — как вишня в шоколадном мороженом — он богат, а вам одни шишки по жизни за зарплату в шестьдесят тысяч в год.

— Я получил премию за то, что оформил ему кредит, — Пробормотал Стритер. — За то, что проявил дальновидность.

— Но, на самом деле, вы хотели продвижения по службе.

— Откуда вы знаете это?

— Сейчас я бизнесмен, но некогда я был скромным служащим. Уволившийся, прежде чем с позором вылетел. Лучшее, что когда-либо происходило со мной. Я знаю, как ведутся эти дела. Что-то еще? Может, еще в чем-то исповедуетесь.

— Он пьет «Споттед Хен» из частной пивоварни! — Выкрикнул Стритер. — Никто в Дерри, не пьет это претенциозное дерьмо! Только он! Только Том Гудхью, Король Мусора!

— У него есть спортивная машина? — Спокойно сказал Эльвид, словами, струящимися шелком.

— Нет. Если бы она у него была, то, по крайней мере, я мог бы шутить с Джанет о климаксе спортивной машины. Он ездит на долбаном «Рендж Ровере».

— Полагаю, должна быть еще одна вещь, — сказал Эльвид. — Если так, вы можете также добавить ее в свою исповедь.

— У него нет рака. — Стритер почти прошептал это. — Ему пятьдесят один год, так же как мне, и он здоров… как долбанный… конь.

— Вы тоже, сказал Эльвид.

— Что?

— Готово, мистер Стритер. Или, раз я вылечил ваш рак, по крайней мере, временно, я могу называть вас Дэйвом?

— Вы очень сумасшедший человек, — сказал Стритер, не без восхищения.

— Нет, сэр. Я столь же нормален как прямая линия. Но заметьте, что я сказал временно. Сейчас мы находимся в стадии «попробуйте, затем покупайте». Это продлится не меньше недели, возможно дней десять. Я настоятельно советую вам посетить своего доктора. Думаю, он найдет значительное улучшение вашего состояния. Но это еще не все. Пока…

— Пока?

Эльвид наклонился вперед, дружелюбно улыбаясь. У него снова казалось слишком много зубов (и слишком больших) для его безобидного рта.

— Я прихожу сюда время от времени, — сказал он. — Обычно в это время суток.

— Как раз перед закатом.

— Точно. Большинство людей не замечают меня, они смотрят сквозь меня, словно меня нет, но вы будете внимательней. Верно?

— Если мне станет лучше, то конечно, буду, — сказал Стритер.

— И вы принесете мне что-нибудь.

Улыбка Эльвида расширилась, и Стритер увидел удивительную, ужасную вещь: человеческие зубы были не только слишком большими или слишком многочисленными. Они были острыми.

Джанет складывала одежду в прачечную, когда он вернулся.

— Вот и ты, — сказала она. — Я начала волноваться. Нормально доехал?

— Да, — сказал он. Он оглядел свою кухню. Она выглядела по-другому. Она была похожа на кухню из сна. Затем он включил свет, и стало лучше. Эльвид был сном. Эльвид и его обещания. Просто душевнобольной, надень сбежавший из психушки «Акадии».

Она подошла к нему и поцеловала его щеку. Она покраснела от высокой температуры сушилки и стала очень симпатичной. Ей было пятьдесят лет, но выглядела она моложе. Стритер подумал, что у нее, вероятно, будет прекрасная жизнь после того, как он умрет. Он предположил, что у Мэй и Джастина может быть отчим в будущем.

— Хорошо выглядишь, — сказала она. — У тебя даже кожа приобрела нормальный цвет.

— У меня?

— Ага. — Она ободрительно улыбнулась ему, лишь слегка обеспокоенно. — Пойдем, поговоришь со мной, пока я складываю остальную часть вещей. Это так скучно.

Он последовал за нею и встал в дверях прачечной. Он знал, что помощь лучше не предлагать; она говорила, что он даже кухонные полотенца сворачивал неправильно.

— Джастин звонил, — сказала она. — Он с Карлом в Венеции. В молодежном общежитие. Сказал, что их таксист разговаривал на очень хорошем английском. Он весело проводит время.

— Отлично.

— Ты был прав, не рассказав про диагноз, — сказала она. — Ты был прав, а я ошибалась.

— Впервые за наш брак.

Она наморщила свой нос ему.

— Джас с таким нетерпением ждал этой поездки. Но ты должен будешь признаться, когда он вернется. Мэй приедет из Сирспот на свадьбу Грейси, и это будет подходящим временем.

Грейси была Грейси Гудхью, старшим ребенком Тома и Нормы. Карл Гудхью, попутчик Джастина, был средним.

— Посмотрим, — сказал Стритер. У него был один из пакетов для рвоты в заднем кармане, но он никогда не чувствовал меньшего желания блевать. Что он действительно чувствовал так это голод. Впервые за много дней.

Ничего там не произошло — ты же знаешь это, верно? Это просто небольшой психосоматический подъем. Он исчезнет.

— Как и мои волосы, — произнес он.

— Что, милый?

— Ничего.

— Да, и к разговору о Грейси, Норма звонила. Она напомнила мне, что их очередь приглашать нас на ужин к ним в четверг вечером. Я сказала, что спрошу у тебя, но что ты ужасно занят в банке, работаешь допоздна, из-за всех этих проблем с неудачной ипотекой. Не думаю, что ты хочешь видеть их.

Ее голос был так же нормален, и спокоен как всегда, но внезапно она начала плакать, невероятно большие слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам. Любовь становилась банальной в более поздние годы брака, но сейчас она словно заново расцвела, как это было в первые годы, когда они жили вдвоем в паршивой квартире на Коссут-стрит и иногда занимались сексом на коврике в гостиной. Он вошел в прачечную, взял из рук рубашку, которую она сворачивала, и обнял ее. Она горячо обняла его в ответ.

— Просто это так тяжело и несправедливо, — сказала она. — Мы пройдем через это. Я не знаю как, но мы пройдем.

— Это точно. И мы начнем с ужина в четверг вечером с Томом и Нормой, так же, как делаем это всегда.

Она отшатнулась, глядя на него своими влажными глазами.

— Ты собираешься сказать им?

— И испортить ужин? Нет.

— Ты ведь даже не сможешь поесть? Без… — Она поместила два пальца на сомкнутые губы, надула щеки, и собрала глаза в кучку: комическая пантомима рвоты, которая заставила Стритера усмехнуться.

— Не знаю насчет четверга, но сейчас я съел бы что-нибудь, — сказал он. — Не возражаешь, если я поищу себе гамбургер? Или могу сходить в «Макдоналдс»… может, принесу тебе шоколадный коктейль…

— Боже мой, — сказала она, и вытерла глаза. — Это чудо.

— Я точно не назвал бы это чудом, — сказал Стритеру доктор Хендерсон в среду днем. — Но…

Это было спустя два дня, как Стритер обсудил вопросы жизни и смерти под желтым зонтиком мистера Эльвида, и за день до еженедельного ужина Стритера с Гудхью, который на этот раз состоится в просторном жилище, о котором Стритер порой думал как о «Доме Выстроенном на Мусоре». Разговор проходил не в офисе доктора Хендерсона, а в небольшой приемной в главной больнице Дерри. Хендерсон попытался отговорить его от МРТ, говоря Стритеру, что страховка не покроет ее, а результаты на 100 % не оправдают надежд. Стритер настоял.

— Ну что, Родди?

— Опухоли, кажется, сжались, и твои легкие выглядят чистыми. Я никогда не видел такого результата, и ни один из двух других докторов, которых я привел посмотреть на слайды. Что важнее — это только между нами — ни лаборанты МРТ никогда не видели ничего подобного, ни парни, которым я действительно доверяю. Думаю, что это компьютерный сбой в самой машине.

— Тем не менее, я чувствую себя хорошо, — сказал Стритер, — именно поэтому я попросил анализ. Это сбой?

— Тебя тошнит?

— Пару раз, — признался Стритер, — но я думаю, что это из-за химиотерапии. Кстати, я прекращаю ее.

Родди Хендерсон нахмурился.

— Это очень неразумно.

— Неразумно было начинать с этого, друг мой. Ты сказал, «Сожалею, Дэйв, вероятность того, что ты умрешь прежде, чем получишь шанс сказать «С Днем Святого Валентина», девяносто процентов, поэтому, мы собираемся испортить время, что у тебя осталось, накачав тебя ядом. Ты можешь почувствовать себя хуже, если я введу тебе отстой со свалки мусора Тома Гудхью, но вряд ли». И как дурак, я согласился.

Хендерсон выглядел обиженным.

— Химиотерапия является последней надеждой на…

— Не неси чепуху, трепач, — сказал Стритер с добродушной усмешкой. Он сделал глубокий вздох, который проделал весь путь до основания его легких. Он превосходно себя чувствовал.

— Когда рак агрессивный, химия не для пациента. Это просто дополнительные страдания за деньги пациента, чтобы, когда он умрет, доктора и родственники могли обнять друг друга у гроба и сказать: мы сделали все, что смогли.

— Это грубо, — сказал Хендерсон. — Ты знаешь, что склонен к рецидиву, не так ли?

— Скажи это опухолям, — сказал Стритер. — Тем, которых больше там нет.

Хендерсон посмотрел на слайды «Глубоких Темнот» Стритера, которые все еще щелкали с двадцатисекундными интервалами на экране конференц-зала и вздохнул. На них все было в порядке, даже Стритер знал это, но казалось, они делали его доктора несчастным.

— Расслабься, Родди. — Мягко сказал Стритер, как когда-то возможно говорил Мэй или Джастину, когда любимая игрушка потерялась или сломалась. — Дерьмо случается; чудеса также порой случаются. Я прочел это в «Ридерз Дайджест».

— За мой опыт, они никогда не случались в трубе МРТ. — Хендерсон поднял ручку и постучал ею по папке Стритера, которая значительно выросла за прошедшие три месяца.

— Все случается в первый раз, — сказал Стритер.

Вечер четверга в Дерри; сумерки летней ночи. Заходящее солнце, отбрасывало свои красные и мечтательные лучи на три отлично подрезанных, политых, и озелененных акра Тома Гудхью, которые было опрометчиво называть «обветшалым задним двором». Стритер сидел в шезлонге на террасе, слушая стук тарелок и смех Джанет и Нормы, пока они загружали посудомоечную машину.

Двор? Это не двор, это представление рая для поклонника «Магазина на диване».

Был даже фонтан с мраморным ребенком, стоящим в его центре. Так или иначе, это был херувим с голой задницей (естественно, писающий), что сильнее всего оскорбляло Стритера. Он был уверен, что это была идея Нормы — она вернулась в колледж, чтобы получить степень в области гуманитарных наук, и имела банальную претенциозность в классике — но, тем не менее, видя эту вещь здесь в умирающем свечении совершенного вечера Мэна и зная, что ее наличие было результатом монополии на мусор Тома…

И вспомнив о дьяволе (или Эльвиде, если вам так больше нравится, подумал Стритер), появился сам Король Мусора, с горлышками двух потеющих бутылок «Споттед Хэн», зажатых между пальцами его левой руки. Стройный и подтянутый в своей оксфордской рубашке с открытым воротом и выцветшими джинсами, лицом с резкими чертами, отлично освещенным отблеском заката, Том Гудхью был похож на модель пивной рекламы в журнале. Стритер мог даже представить текст объявления: Живите хорошей жизнью, возьмите Споттед Хэн.

— Думаю, ты можешь выпить еще, поскольку твоя прекрасная жена сказала, что она за рулем.

— Спасибо. — Стритер взял одну из бутылок, опрокинул ее к своим губам, и отпил. Претенциозно или нет, оно было хорошим.

Когда Гудхью сел, футболист Джейкоб появился с тарелкой сыра и крекеров. Он был столь же широкоплечим и красивым, как Том в былые дни. Вероятно, болельщицы преклоняются перед ним, подумал Стритер. Скорей всего, он трахает их своей проклятой дубиной.

— Мама подумала, что они будут кстати, — сказал Джейкоб.

— Спасибо, Джейк. Ты уходишь?

— Только на некоторое время. Побросать фрисби с парнями в Берренс, пока не стемнеет, затем за учебу.

— Оставайтесь на этой стороне. Там снова вырос этот чертов ядовитый плющ.

— Да, мы знаем. Денни подцепил его, когда мы были в средней школе, и он был так плох, что его мать подумала, что у него рак.

— Ух! — сказал Стритер.

— Езжай домой аккуратно, сынок. Без выкрутасов.

— Будь уверен. — Сын обнял своего отца и поцеловал со смущением в щеку, что Стритер счел удручающим. У Тома было не только здоровье, все еще великолепная жена, и смешной писающий херувим; у него был красивый восемнадцатилетний сын, который по-прежнему чувствовал себя естественно, целуя отца на прощание, прежде чем уйти со своими друзьями.

— Он хороший парень, — сказал нежно Гудхью, наблюдая за Джейкобом поднимающимся по лестнице в дом и исчезающим внутри. — Прилежно учится и получает свои оценки, в отличие от своего старика. К счастью для меня, у меня был ты.

— К счастью для нас обоих, — сказал Стритер, улыбаясь и укладывая липкий сыр на крекер. Он засунул его в рот.

— Рад видеть, что ты ешь, приятель, — сказал Гудхью. — Мы с Нормой стали задаваться вопросом, все ли у тебя в порядке.

— Лучше не бывает, — сказал Стритер, и отпил еще вкусного (и без сомнения дорогого) пива. — Хотя, я полысел спереди. Джен говорит, что из-за этого я выгляжу более худым.

— Это одна из тех вещей, о которых дамам не стоит волноваться, — сказал Гудхью, и пригладил рукой назад свои волосы, которые были столь же объемны и густы, как в восемнадцать лет. Их не тронула и седина. Джанет Стритер еще может выглядеть на сорок в хороший день, но в красном свете заходящего солнца, Король Мусора выглядел на тридцать пять. Он не курил, не злоупотреблял алкоголем, и ходил в спортивно-оздоровительный центр, который имел деловые отношения с банком Стритера, но который Стритер не мог себе позволить. Его средний ребенок, Карл, сейчас отрывался в Европе с Джастином Стритером, вдвоем они путешествуют на деньги Карла Гудхью. Которые, конечно, в действительности были деньгами Короля Мусора.

О человек, у которого есть все, твое имя Гудхью, подумал Стритер, и улыбнулся своему старому другу.

Его старый друг улыбнулся в ответ, и коснулся горлышком своей бутылки пива бутылки Стритера.

— Жизнь хороша, согласен?

— Очень хороша, — согласился Стритер. — Долгие дни и приятные ночи.

Гудхью поднял свои брови.

— Где ты услышал это?

— Полагаю, сам придумал, — сказал Стритер. — Но это правда, ведь так?

— Если это так, я обязан многими своими приятными ночами тебе, — сказал Гудхью. — Мне пришло в голову, дружище, что я должен тебе свою жизнь. — Он указал бутылкой на свой невероятный задний двор. — Лучшей части ее, во всяком случае.

— Нет, ты сам сделал себя.

Гудхью понизил свой голос и едва слышно заговорил.

— Хочешь знать правду? Женщина сделала этого человека. В Библии сказано, «Кто может найти хорошую женщину? Цена ее выше жемчуга». Как-то так. И ты нас познакомил. Не знаю, помнишь ли ты это.

Стритер почувствовал внезапное и почти непреодолимое желание разбить свою пивную бутылку о кирпичи террасы и засунуть зубчатое и все еще пенящееся горлышко в глаз своего старого друга. Вместо этого он улыбнулся, глотнул еще немного пива, а затем встал.

— Кажется, мне стоит нанести небольшой визит в уборную.

— Ты не покупаешь пиво, а только арендуешь его, — сказал Гудхью, и затем рассмеялся. Словно сам это только что придумал.

— Истинные слова, и так далее, — сказал Стритер. — Извини меня.

— Ты действительно выглядишь лучше, — сказал Гудхью ему в след, когда Стритер уже уходил.

— Спасибо, — сказал Стритер. — Дружище.

Он закрыл дверь ванной, нажал на кнопку замка, зажег свет, и впервые в своей жизни открыл дверцу аптечки в доме другого человека. Первое что попалось ему на глаза, весьма его обрадовало: флакон шампуня «Только Для Мужчин». Также было несколько бутылочек по рецепту.

Стритер подумал: Люди, которые оставляют свои лекарства в гостевой ванной просто напрашиваются на неприятности. Не то, чтобы было что-либо сенсационное: у Нормы было лекарство от астмы; Том принимает «Атенолол», лекарство от давления и использует какой-то крем для кожи.

Бутылка «Атенолола» была наполовину полна. Стритер взял одну из таблеток, сунул ее в карман джинсов для часов, и спустил воду в туалете. Затем он покинул ванную, чувствуя себя человеком, который только что пробрался через границу чужой страны.

Следующий вечер был пасмурным, но Джордж Эльвид все еще сидел под желтым зонтиком и опять смотрел «Инсайд Эдишн» по своему портативному телевизору. Главная история имела отношение к Уитни Хьюстон, которая потеряла подозрительное количество веса вскоре после подписания нового солидного контракта на запись альбома. Эльвид следил за этим слухом, заломив от волнения свои пухлые пальцы, и приветствовал Стритера с улыбкой.

— Как самочувствие, Дэйв?

— Лучше.

— Да?

— Да.

— Рвота?

— Не сегодня.

— Ешь?

— Как конь.

— И держу пари, что у тебя были кое-какие медицинские анализы.

— Откуда вы узнали?

— Я и не ожидал меньшего от успешного банковского служащего. Ты принес мне что- нибудь?

На мгновение Стритер подумывал уйти. Он действительно собирался. Затем он полез в карман легкой куртки, которая была на нем (вечер был прохладен для августа, а он был все еще слаб), и вытащил крошечный квадратик салфетки «Клинекс». Он поколебался, затем передал его через стол Эльвиду, который развернул его.

— Ах, «Атенолол», — сказал Эльвид. Он сунул таблетку в рот и проглотил.

Стритер открыл рот, затем медленно закрыл.

— Не смотри так удивленно, — сказал Эльвид. — Будь у тебя такая напряженная работа как моя, у тебя также были бы проблемы с давлением. И отрыжкой, которой я страдаю от внуков. Не стоит тебе этого знать.

— Что теперь будет? — спросил Стритер. Даже в куртке, он чувствовал холод.

— Теперь? — Эльвид выглядел удивленным. — Теперь ты начнешь наслаждаться своими пятнадцатью годами хорошего здоровья. Возможно двадцатью или даже двадцатью пятью. Кто знает?

— А счастье?

Эльвид удостоил его плутоватым взглядом. Это было бы забавно, если бы не неприветливость, которую Стритер увидел в нем. И возраст. В тот момент он был уверен, что Джордж Эльвид занимался бизнесом очень долгое времени, с отрыжкой или без нее.

— Счастье придет к тебе, Дэйв. И конечно к твоей семье, Джанет, Мэй, и Джастину.

Он говорил Эльвиду их имена? Стритер не мог вспомнить.

— Возможно, дети важнее всего. Есть старая поговорка о том, что дети — наш залог счастья, но на самом деле — это дети, взяли родителей в заложники, вот, как я думаю. Один из них мог бы умереть или стать калекой в несчастном случае на пустынном шоссе…, жертвой изнурительной болезни…

— Вы хотите сказать…

— Нет, нет, нет! Это не какая-то бестолковая моральная сказка. Я бизнесмен, а не персонаж из «Дьявола и Дэниэла Уэбстера». Все, что я хочу сказать, твое счастье находится в твоих руках и руках твоих близких. И если ты думаешь, что я собираюсь объявиться через два десятилетия или около того, чтобы, в конце концов, забрать твою душу в свой старый заплесневелый бумажник, тебе стоит подумать снова. Души людей стали жалкими и призрачными.

Он говорил, подумал Стритер, как лис, после того, как многократные прыжки доказали ему, что виноград был действительно и по-настоящему вне досягаемости. Но Стритер не собирался говорить это. Теперь, когда сделка была заключена, все, чего он хотел, это убраться отсюда. Но все же он медлил, не желая задавать вопрос, который был на языке, но зная, что придется. Поскольку подарка не вышло; Стритер большую часть своей жизни заключал сделки в банке, и знал выгодный обмен, когда видел его. Или когда он почувствовал это: слабое, неприятное зловоние, словно сожженное авиационное топливо.

Одним словом ты должен сделать грязное кому-то еще, если грязное должно быть снято с тебя.

Но кража единственной таблетки от гипертонии точно не делала грязного. Или делало?

Эльвид, тем временем, дернув, закрыл свой большой зонт. И когда он свернулся, Стритер увидел удивительный и приводящий в уныние факт: он вообще не был желтым. Он был столь же серым как небо. Лето близится к концу.

— Большинство моих клиентов полностью удовлетворено, совершенно счастливо. Это, ты хочешь услышать?

И это… и не совсем это.

— Я чувствую, что у тебя есть более подходящий вопрос, — сказал Эльвид. — Если хочешь ответ, бросай ходить вокруг да около и спроси. Дождь собирается, и я хочу оказаться в укрытии прежде, чем он пойдет. Последнее, в чем я нуждаюсь в своем возрасте, это бронхит.

— Где ваша машина?

— О, это был твой вопрос? — Эльвид открыто глумился над ним. Его щеки были тощими, совсем не пухлыми, а глаза сузились в уголках, где белизна незаметно перешла в неприятную — и да, это было так — злокачественную меланому. Он был похож на самого неприятного клоуна в мире, с наполовину удаленным гримом.

— Ваши зубы, — тупо сказал Стритер. — Они остры.

— Ваш вопрос, мистер Стритер!

— Том Гудхью заболеет раком?

Эльвид мгновение смотрел в изумлении, затем начал хихикать. Звук был хриплым, сухим, и неприятным — подобно угасающей каллиопе.

— Нет, Дэйв, — сказал он. — Том Гудхью не заболеет раком. Не он.

— Что же тогда? Что?

Презрение, с которым Эльвид рассматривал его, заставило кости Стритера почувствовать себя слабыми — словно в них проела дыру почти безболезненная, но ужасно коррозийная кислота.

— Почему ты волнуешься? Ты ненавидишь его, так ты сказал.

— Но…

— Наблюдай. Жди. Наслаждайся. И возьми это.

Он вручил Стритеру визитную карточку. На ней было написано «Объединяющий все религии фонд помощи детям» и адрес банка на Каймановых островах.

— Налоговое убежище, — сказал Эльвид. — Ты пошлешь мои пятнадцать процентов туда. Если ты обсчитаешь меня, я узнаю. И тогда горе тебе, малыш.

— Что, если моя жена узнает и задаст вопросы?

— У твоей жены есть личная чековая книжка. Кроме того, она никогда не смотрит твои вещи. Она доверяет тебе. Я прав?

— Ну… — Стритер, наблюдал без удивления, как капли дождя, ударяющиеся о кисти и руки Эльвида, дымились и шипели. — Да.

— Конечно. Наша сделка состоялась. Убирайся отсюда и возвращайся к своей жене. Уверен, она будет приветствовать тебя с распростертыми объятьями. Уложи ее в постель. Воткни в нее свой смертный член и притворись, что она жена твоего лучшего друга. Ты не заслуживаешь ее, но тебе повезло.

— Что, если я захочу вернуть его, — прошептал Стритер.

Эльвид одарил его холодной улыбкой, которая показала выступающее кольцо каннибальских зубов.

— Ты не можешь, — сказал он.

Это было в августе 2001 года, менее чем за месяц до падения Башен.

В декабре (в тот же день Вайнона Райдер была арестована за кражу в магазине), доктор Родерик Хендерсон объявил Дэйва Стритера излечившимся от рака, а кроме того, настоящим чудом нашего времени.

— У меня нет объяснения этому, — сказал Хендерсон.

У Стритера было, но он хранил молчание.

Их консультация проходила в офисе Хендерсона. В конференц-зале главной больницы Дерри, где Стритер смотрел на первые слайды своего чудесным образом исцеленного тела, Норма Гудхью сидела на том же стуле, где сидел Стритер, глядя на менее приятные сканы МРТ. Она оцепенело слушала, как доктор говорил ей — насколько возможно мягко — что опухоль в ее левой груди была действительно раком, и она распространилась на ее лимфатические узлы.

— Ситуация плоха, но не безнадежна, — сказал доктор, потянувшись через стол, чтобы взять холодную руку Нормы. Он улыбнулся. — Мы хотим немедленно начать химиотерапию.

В июне следующего года Стритер наконец, получил свое продвижение по службе. Мэй Стритер приняли в магистратуру «Школы Журналистики» в Колумбии. Стритер с женой взяли долго откладываемый отпуск на Гавайи, чтобы отпраздновать. Они много занимались сексом. В их последний день в Мауи позвонил Том Гудхью. Связь была плоха, и он едва мог говорить, но сообщение, дошло: Норма умерла.

— Мы будем там с тобой, — пообещал Стритер.

Когда он рассказал Джанет новости, она рухнула на кровать отеля, рыдая с закрытыми руками на лице. Стритер лег рядом с нею, прижал к себе, и подумал: Ну, мы по любому возвращаемся домой. И хотя он чувствовал себя неловко из-за Нормы (и отчасти из-за Тома), была и положительная сторона: они пропустили сезон жуков, который бывал паршивым в Дерри.

В декабре, Стритер послал чек чуть более чем на пятнадцать тысяч долларов в «Объединяющий все религии фонд помощи детям». Он вычел их из своих налогов.

В 2003 году, Джастин Стритер стал кандидатом на должность декана в Брауне и шутки ради создал видеоигру под названием «Проведи Фидо до дома». Цель игры состояла в том, чтобы провести вашу собаку на поводке от торгового комплекса, избегая плохих водителей, предметов, падающих с балконов десятиэтажек, и кучку сумасшедших старух, которые назывались «Убивающими Псин Бабулями». Для Стритера это походило на шутку (и Джастин уверил их, что это задумывалось как шутка), но «Гейме Инкорпорейтед» только взглянув выплатила их красивому, добродушному сыну семьсот пятьдесят тысяч долларов за права. Плюс лицензионные отчисления. Джас купил своим родителям, соответствующие внедорожники «Тойота Пасфайндер», розовый для леди, синий для джентльмена. Джанет плакала, обнимала его и называла глупым, импульсивным, щедрым, и в целом замечательным парнем. Стритер взял его в таверну «Рокси» и купил ему «Споттед Хен».

В октябре, сосед по комнате Карла Гудхью в Эмерсоне вернувшись из класса, нашел Карла лежащим лицом вниз на кухонном полу их квартиры с жареным сэндвичем с сыром, который он делал для себя все еще дымящимся на сковороде. Хотя ему было только двадцать два года, Карл перенес сердечный приступ. Доктора, занимающиеся этим делом, точно определили врожденный порок сердца — что-то в тонкой предсердной стенке — который был не обнаружен вовремя. Карл не умер; его сосед по комнате добрался до него как раз вовремя и знал сердечно-легочную реанимацию. Но он перенес гипоксию, и умный, красивый, физически проворный молодой человек, который недавно совершил поездку по Европе с Джастином Стритером, стал немощной тенью бывшего себя. Он не всегда контролировал мочеиспускание, терялся, если уходил далее чем на квартал или два от дома (он возвращался со своим все еще скорбящим отцом), и его речь стала невнятным ревом, понять которую мог только Том. Гудхью нанял для него компаньона. Компаньон делал физиотерапию и смотрел, чтобы Карл менял свою одежду. Также каждые две недели он брал Карла на «пикник». Наиболее распространенный «пикник» был в «Вишфул Дишфул Айс Крим», где Карл всегда получал фисташковый рожок и весь его размазывал по лицу. Позже компаньон терпеливо приводил его в порядок, влажными салфетками.

Джанет перестала ходить со Стритером на ужин к Тому.

— Я не могу вынести это, — признавалась она. — Это не из-за немощности Карла, или того как он иногда мочится в свои штаны — это взгляд в его глазах, словно он помнит, каким был, и не может вспомнить, как попал туда, где он теперь. И… не знаю… всегда есть что-то обнадеживающее в его лице, что заставляет меня чувствовать, что все в жизни шутка.

Стритер знал, что она имела в виду, и часто обдумывал эту мысль во время ужинов со своим старым другом (без стряпни Нормы, теперь это была в основном заказная еда). Он с удовольствием наблюдал, как Том кормит своего покалеченного сына, и он наслаждался обнадеживающим взглядом на лице Карла. Тот, что говорил, «Это все сон, и скоро я проснусь». Джен была права, это была шутка, но это была хорошая шутка.

Если вы действительно задумаетесь об этом.

В 2004 году, Мэй Стритер получила работу в «Бостон Глоуб» и объявила себя самой счастливой девушкой в США. Джастин Стритер создал «Рок зе Хаус», которая будет постоянным бестселлером, пока появление «Гитар Хиро» не сделает ее устаревшей. К тому времени Джес перешел к музыкальной компьютерной программе под названием «Замугай меня, детка[2]». Сам Стритер был назначен руководителем своего филиала банка, и ходили слухи о региональной должности в будущем. Он взял Джанет в Канкун, и они потрясающе проводили время. Она стала называть его «моим ласковым кроликом».

Бухгалтер Тома в «Уничтожение Отходов Гудхью» присвоил два миллиона долларов и отбыл в неизвестном направлении. Последующий бухгалтерский обзор показал, что бизнес шел очень шатко; этот плохой старый бухгалтер откусывал по немного в течение многих лет, как оказалось.

Откусывал? Раздумывал Стритер, читая историю в «Дерри Ньюс». Скорее заглатывал.

Том больше не выглядел на тридцать пять; он выглядел на шестьдесят. И, должно быть, знал это, поскольку прекратил красить волосы. Стритер был рад видеть, что они не были белыми под искусственным цветом; волосы Гудхью были унылой и вялой серостью зонтика Эльвида, когда он свернул его. Стритер решил что, это цвет волос стариков, которых вы видите сидящими на скамейках в парке и кормящих голубей. Назовем его «Только для Неудачников».

В 2005 году, футболист Джейкоб, который пошел работать в умирающую компанию своего отца вместо колледжа (хотя он мог рассчитывать на щедрую спортивную стипендию), встретил девушку и женился. Улыбчивая невысокая брюнетка по имени Кемми Доррингтон. Стритер с женой согласились, что это была красивая церемония, даже при том, что Карл Гудхью кричал, булькал, и бормотал на всем ее протяжении, и даже при том, что самый старший ребенок Грейси, споткнулась о подол своего платья на церковных ступеньках, пока спускалась, упала, и сломала ногу в двух местах. Пока это не произошло, Том Гудхью почти походил на себя прежнего. Счастливый, другими словами. Стритер не завидовал его небольшому счастью. Он полагал, что даже в аду, люди получали случайный глоток воды, если только, таким образом, они могли оценить полный ужас жажды, когда она начиналась снова.

На медовый месяц пара отправилась в Белиз. Бьюсь об заклад, что все время будет дождь, думал Стритер. Его не было, но Джейкоб провел большую часть недели в захудалой больнице, страдая от сильного гастроэнтерита и пачкая бумажные салфетки. Он пил воду только в бутылках, но потом забыл и почистил зубы из под крана. «Моя собственная проклятая ошибка», сказал он.

Более чем восемьсот американских военных погибло в Ираке. Не повезло этим мальчикам и девочкам.

Том Гудхью стал страдать от подагры, развил хромоту и начал пользоваться тростью.

В этом году чек «Объединяющему все религии фонду помощи детям» имел чрезвычайно хороший размер, но Стритеру было не жалко. Более приятно отдавать, чем получать. Все лучшие люди так говорили.

В 2006 году, дочь Тома Грейси пала жертвой пиореи и потеряла все свои зубы. Кроме этого она потеряла свое обоняние. Однажды ночью вскоре после этого, на еженедельном ужине Гудхью и Стритера (они были только вдвоем; компаньон Карла взял его на «пикник»), Том Гудхью захлебывался в слезах. Он отказался от свежесваренного пива в пользу джина «Бомбей Сапфир», и был очень пьян.

— Я не понимаю, что произошло со мной! — рыдая говорил он. — Я чувствую себя подобно… не знаю… гребанным Иовой!

Стритер обнял его и успокаивал. Он сказал своему старому другу, что облака всегда скапливаются, но рано или поздно они всегда расходятся.

— Ну, эти облака были здесь чертовски долго! — Воскликнул Гудхью, и ударил Стритера по спине сжатым кулаком. Стритер не возражал. Его старый друг был уже не столь силен, как раньше.

Чарли Шин, Тори Спеллинг, и Дэвид Хассельхофф развелись, но в Дерри, Дэвид и Джанет Стритер праздновали тридцатую годовщину их свадьбы. Была вечеринка. В конце Стритер проводил свою жену во двор. Он устроил фейерверк. Все аплодировали за исключением Карла Гудхью. Он попробовал, но не попадал по ладоням. В конце концов бывший студент Эмерсона разочаровался в хлопанье и с криками указывал на небо.

В 2007 году, Кифер Сазерленд попал в тюрьму (не впервые) по обвинению в нетрезвом вождении, а муж Грейси Гудхью Дикерсон погиб в автокатастрофе. Пьяный водитель повернул в свой переулок, в то время как Энди Дикерсон шел домой с работы. Хорошие новости были в том, что пьяным был не Кифер Сазерленд. Плохие новости были в том, что Грейси Дикерсон была на четвертом месяце беременности и осталась без денег. Ее муж прекратил страхование своей жизни, чтобы сэкономить на расходах. Грейси вернулась к своему отцу и брату Карлу.

— С их удачей этот ребенок родится уродом, — сказал Стритер однажды ночью, когда лежал вместе с женой в кровати после секса.

— Замолчи! — Крикнула потрясенная Джанет.

— Если скажешь это, то оно не сбудется, — объяснил Стритер, и скоро эти два ласковых кролика спали в объятиях друг друга.

В этом году чек в «Фонд помощи детям» был на тридцать тысяч долларов. Стритер выписал его не раздумывая.

Ребенок Грейси появился в разгаре февральской метели в 2008 году. Хорошие новости были в том, что он не был уродцем. Плохие новости были в том, что он родился мертвым. Проклятый семейный порок сердца. Грейси — беззубая, овдовевшая, и неспособная обонять что-либо — впала в глубокую депрессию. Стритер подумал, что это продемонстрировало ее здравомыслие. Если бы она ходила по кругу, насвистывая «Не беспокойся, будь счастлив!», он посоветовал бы Тому запереть все острые предметы в доме.

Самолет, с двумя членами рок-группы «Блинк 182», разбился. Плохие новости, четыре человека погибло. Хорошие новости, рокеры для разнообразия остались в живых…, хотя один из них умрет не намного позже.

— Я оскорбил Бога, — сказал Том на одном из ужинов, которые двое мужчин, теперь называли «холостяцкими вечерами». Стритер принес спагетти из «Кара Мама», и съел все со своей тарелки. Том Гудхью едва коснулся своей. В другой комнате Грейси и Карл смотрели «Американский Идол», Грейси молча, бывший студент Эмерсона крича и бормоча. — Не знаю как, но оскорбил.

— Не говори так, поскольку это не правда.

— Ты не знаешь этого.

— Знаю, — сказал Стритер решительно. — Это глупый разговор.

— Если ты так говоришь, приятель. — Глаза Тома наполнились слезами. Они катились по его щекам. Каждая задерживалась на его небритой челюсти, свисала там на мгновение, затем падала на его недоеденные спагетти. — Спасибо Богу за Джейкоба. Он в порядке. Работает сейчас на телестанции в Бостоне, а его жена в бухгалтерии в «Бригхэм энд Вуменс». Изредка они видят Мэй.

— Отличные новости, — сказал с жаром Стритер, надеясь, что Джейк, не окажет пагубного влияния на его дочь своей компанией.

— И ты все еще приходишь навестить меня. Я понимаю, почему Джен не приходит, и я не в обиде на нее, но… я с нетерпением жду этих вечеров. Они походят на связь с былыми временами.

Да, подумал Стритер, былые времена, когда у тебя было все, а у меня был рак.

— У тебя всегда буду я, — сказал он, и сжал одну из слегка дрожащих рук Гудхью в обоих собственных. — Друзья на веки.

2008, какой год! Охренеть! Китай устраивал Олимпийские Игры! Крис Браун и Рианна стали сладкой парочкой! Банки разорились! Фондовый рынок рухнул! И в ноябре, «Управление по охране окружающей среды» закрыло Гору Трэшмор, последний источник дохода Тома Гудхью. Правительство заявило о своем намерении подать иск в отношении загрязнения подземных вод и незаконном сбросе в воду медицинских отходов. В новостях Дерри намекнули, что возможно последует даже уголовное преследование.

Стритер часто по вечерам ездил вдоль Расширения Харрис-авеню, выискивая желтый зонтик. Он не хотел торговаться; он просто хотел поболтать. Но ни разу он не увидел зонтика или его владельца. Он был разочарован, но не удивлен. Дельцы походили на акул; они должны двигаться дальше, или они умрут.

Он выписал чек и послал его в банк на Каймановые острова.

В 2009 году, Крис Браун навалял своей любимице Номер Один после премии «Грэмми», а несколько недель спустя, Джейкоб Гудхью, экс-футболист навалял своей улыбчивой жене Кэмми после того, как Кэмми нашла нижнее белье одной дамочки и пол грамма кокаина в кармане куртки Джейкоба. Лежа на полу, рыдая, она назвала его сукиным сыном. Джейкоб ответил, нанеся ей удар в живот вилкой для мяса. Он сразу пожалел об этом и позвонил в 911, но ущерб был нанесен; он проткнул ей живот в двух местах. Позже он сказал полиции, что не помнил ничего из этого. У него был провал в памяти, сказал он.

Его назначенный судом адвокат был слишком тупым, чтобы добиться уменьшения залога. Джейк Гудхью обратился к своему отцу, который едва мог оплачивать свои счета за отопление, не говоря уже о найме талантливого дорогостоящего адвоката из Бостона для своего обесчестившего брак сына. Гудхью обратился к Стритеру, который не позволил своему старому другу сказать и дюжину слов из своей мучительно отрепетированной речи прежде, чем сказал, что поможет. Он все еще помнил, как естественно Джейкоб целовал щеку своего старика. Кроме того, оплата судебных издержек позволила ему расспросить адвоката о психическом состоянии Джейка, которое было плохим; он мучился от вины и был сильно подавлен. Адвокат сказал Стритеру, что парень, вероятно, получит пять лет, с шансом получить три из них условно.

Когда он выйдет, он сможет пойти домой, подумал Стритер. Он сможет смотреть «Американского Идола» с Грейси и Карлом, если его все еще будут показывать. Скорей всего, будут.

— У меня есть страховка, — сказал Том Гудхью однажды ночью. Он сильного похудел, и одежда висела на нем. Его глаза были усталыми. Он заболел псориазом, и постоянно царапал свои руки, оставляя длинные красные следы на белой коже. — Я убью себя, если придумаю, как уйти из жизни, чтобы это было похоже на несчастный случай.

— Я не хочу слышать подобные разговоры, — сказал Стритер. — Все будет хорошо.

В июне, Майкл Джексон сыграл в ящик. В августе, Карл Гудхью пошел и сделал то же самое, повесившись на яблоне. Компаньон, возможно, выполнил бы прием Хеймлиха и спас его, но компаньон был отпущен вследствие нехватки средств за шестнадцать месяцев до этого. Грейси услышала бульканье Карла, но сказала, что «это был его обычный бред». Хорошими новостями было то, что Карл также имел страховку. Только, небольшую страховку, но достаточную, чтобы похоронить его.

После похорон (Том Гудхью рыдал всю дорогу оттуда, держась за своего старого друга для поддержки), у Стритера был благородный порыв. Он нашел адрес студии Кифера Сазерленда и послал ему книгу «Анонимные Алкоголики». Вероятно, она отправится прямиком в корзину для мусора, догадывался он (наряду с бесчисленными другими подобными книгами, посланными поклонниками за эти годы), но никогда не знаешь. Иногда случаются чудеса.
* * *

В начале сентября 2009 года, жарким летним вечером, Стритер и Джанет выехали на дорогу, которая проходила вдоль задней части аэропорта Дерри. Никто не торговал на усыпанном гравием участке перед изгородью из проволочной сетки, поэтому, он припарковал там свой прекрасный синий «Пасфайндер» и обнял жену, которую он любил сильнее, чем когда-либо. Солнце быстро садилось.

Он повернулся к Джанет и увидел, что она плачет. Он повернул ее подбородок к себе и торжественно поцеловал ее слезы. Это вызвало у нее улыбку.

— Что такое, дорогая?

— Я думала о Гудхью. Я никогда не знала семью с такой полосой неудачи. Неудачи? — Она засмеялась. — Больше похоже на черную удачу.

— Я тоже не знал, — сказал он, — но это происходит все время. Одна из женщин, убитых при нападении на Мумбаи, была беременна, ты это знала? Ее двухлетний сын выжил, но ребенка избили до полусмерти. И…

Она положила два пальца к своим губам.

— Тише. Больше не надо. Жизнь не справедлива. Мы знаем это.

— Но это так! — Стритер говорил искренне. В свете вечерней зари его лицо, было румяным и здоровым. — Только посмотри на меня. Было время, когда ты ни за что не подумала бы, что я доживу до 2009 года, не правда ли?

— Да, но…

— И брак, все еще столь же силен как дубовая дверь. Или я ошибаюсь?

Она покачала головой. Он не ошибался.

— Ты начала продавать независимые статьи в «Дерри Ньюс», Мэй стала большой шишкой в «Глоуб», а наш сын, увлеченный компьютерами — медиа магнат в двадцать пять лет.

Она снова начала улыбаться. Стритер был рад. Он ненавидел видеть ее подавленной.

— Жизнь справедлива. У всех нас одинаковая девятимесячная тряска в коробке, а затем бросок костей. У некоторых людей выпадает семерка. У некоторых людей, к сожалению, выпадает двойка. Просто мир сейчас таков.

Она обняла его.

— Я люблю тебя, милый. Ты всегда видишь светлую сторону.

Стритер скромно пожал плечами.

— Закон средних чисел благоволит оптимистам, любой банкир скажет тебе это. У вещей есть особенность приходить к балансу в конце.

Венера вышла в поле зрения над аэропортом, мерцая на фоне синего затемнения.

— Загадывай желание! — Скомандовал Стритер.

Джанет засмеялась и покачала головой.

— Чего мне желать? У меня есть все, что я хочу.

— У меня тоже, — сказал Стритер, а затем, взглянув прямо на Венеру, он пожелал большего.