1.
Как украинский дипломат Василий Тарасенко "заболтал" международное сообщество и добился образования Государства Израиль.
Василий Акимович Тарасенко. В 1948 году он был представителем Украины в ООН.
В Израиле этого человека, к сожалению, мало кто знает и мало кто помнит. А между тем он сыграл исключительно важную роль в судьбе Государства Израиль в период, когда оно только создавалось.
В ноябре 1947 года на Второй сессии Генеральной Ассамблеи ООН решался вопрос о судьбе Палестины. В ХХ веке в ближневосточном регионе тесно переплелись интересы крупнейших государств, трансконтинентальных корпораций, финансовых объединений, еврейского народа и арабов.
Великобритания много лет чувствовала себя хозяином в подмандатной Палестине.
При этом она опиралась на арабских шейхов. Голда Меир, которая была первым послом Израиля в Москве, а потом министром иностранных дел и главой правительства, писала:
"Теперь я не сомневаюсь, что для Советов основным было изгнание Англии с Ближнего Востока. Но осенью сорок седьмого года происходили дебаты в Объединенных Нациях, мне казалось, что советский блок поддерживает нас еще и потому, что русские сами оплатили свою победу страшной ценой и потому глубоко сочувствуют евреям, так тяжело пострадавшим от нацистов, понимают, что они заслужили свое государство".
Интересовала ли Сталина судьба евреев, ставших жертвой геноцида? Конечно, нет. Он хотел насолить англичанам и надеялся использовать в своих интересах еврейское государство. Но эти его надежды не оправдались.
Великобритания внесла в ООН предложение о создании на территории Палестины арабо-еврейского государства. Естественно, в этом государстве евреи были бы национальным меньшинством.
Однако на Второй сессии Генеральной Ассамблеи ООН был представлен и другой проект - советско-американский. Бывшие союзники во Второй мировой войне, СССР и США выступили совместно. Их интересы совпали. Они стремились ослабить влияние Великобритании на Ближнем Востоке, оттеснить ее от огромных источников нефти. Советско-американский проект предусматривал создание на территории Палестины двух государств - еврейского и арабского. Проект СССР и США поддерживало больше государств, которые намеревались голосовать за раздел. Однако борьба шла за каждый голос, так как за резолюцию должно было проголосовать не простое большинство, а две трети всех делегатов... А Либерия все колеблется, а представитель Парагвая все еще не получил инструкций от своего правительства. Делегат от Гаити в предварительных прениях высказался против раздела Палестины. Французы не раскрывали своих карт до самого конца. Греция решила голосовать против, несмотря на нажим американцев, Филиппины - против. Но стоило американскому представителю посмотреть в глаза послу этой страны, Филиппины решили голосовать за.
Наступил день 29 декабря 1947 года. В шестом часу вечера председательствующий на Генеральной Ассамблее Освальдо Аранха (Бразилия) объявил результаты голосования - за раздел Палестины - 33, против - 13, воздержалось - 10. Две трети голосов удалось набрать. (См. Михаил Штереншис, "История Государства Израиль", Герцлия, ИсраДон, 2003).
Однако голосование не было окончательным решением проблемы Палестины. Сессия установила, что указанная резолюция остается в силе, если на следующей сессии Генеральной Ассамблеи, именно - 14 мая 1948 года до 18.00 не произойдет никаких перемен. А перемены не заставили себя ждать. За полгода в расстановке политических сил на международной арене произошли большие изменения. США были озабочены ростом советского влияния в Европе и других регионах. Начался период "холодной войны", гонки вооружений, острой конфронтации СССР с США. И в этих условиях Соединенные Штаты резко изменили свою позицию. Американцы решили на Генеральной Ассамблее ООН в мае 1948 года поддержать предложение Великобритании о создании на территории Палестины единого арабо-еврейского государства. За Соединенными Штатами шли страны Латинской Америки, а они тогда составляли половину членов ООН. Группа стран входила в сферу влияния Великобритании. Таким образом, свыше 40 стран были готовы поддержать британский проект о создании единого арабо-еврейского государства. Только СССР, Украина, Белоруссия, Польша, Чехословакия и Югославия отстаивали проект, принятый Генеральной Ассамблеей в 1947 году.
Еврейское государство, еще не родившись, уже оказалось в смертельной опасности...
Советский Союз рассчитывал, что новое еврейское государство будет следовать в фарватере советской внешней политики. Поскольку эти расчеты не оправдались, очень скоро отношение СССР к Израилю сменилось враждой. Ну, а пока в ООН СССР активно выступал за образование еврейского государства.
В своем выступлении на сессии Генеральной ассамблеи ООН заместитель министра иностранных дел СССР Андрей Громыко говорил:
"Представители арабских стран указывают на то, будто бы раздел Палестины является исторической несправедливостью. Но с этой точкой зрения нельзя согласиться хотя бы потому, что еврейский народ был связан с Палестиной на протяжении длительного исторического периода времени".
На сессии Генеральной Ассамблеи ситуация складывалась таким образом, что противники раздела Палестины имели абсолютное большинство и только чудо могло спасти еще не родившееся государство Израиль. Принятие англо-американской резолюции считалось гарантированным. Неожиданностей не предвиделось. Однако 14 мая 1948 года в последний рабочий день сессии Генеральной Ассамблеи ООН произошло событие, которое трудно был предвидеть.
Была сорвана попытка проведения голосования по англо-американскому проекту.
Причем особую роль в том сыграл представитель Украины в ООН Василий Тарасенко. Благодаря избранной им правильной тактике и проявленной находчивости было подтверждено решение, принятое сессией Генассамблеи в 1947 году о создании на территории Палестины еврейского и арабского государств.
Напомним читателям, что в принятой тогда резолюции было записано, что решение вступает в силу, если на следующей сессии Генеральной Ассамблеи - 14 мая 1948 года до 18.00 не произойдет перемен. И вот настал этот день. Было всеобщее убеждение, что принятие англо-американского проекта резолюции предопределено и гарантировано. Дипломаты устали от длительного заседания, от речей и предвкушали скорый отдых. Стремились поскорее проголосовать и покинуть заседание. Их мало волновали проблемы еврейского народа.
Председательствующий на сессии доктор Арсе (Аргентина) прервал очередное выступление заместителя министра иностранных дел СССР Андрея Громыко и объявил о начале голосования. До 18.00 оставалось 30 минут. И вдруг с места поднялся глава делегации Украины Василий Тарасенко и попросил слова. Не обращая внимания на отказ председателя, он быстрым шагом направился к трибуне. И тут произошло недоразумение. Английское словосочетание "хочу высказать другую точку зрения" прозвучали у украинского дипломата как "поговорить о вас". Председатель воспринял это как угрозу в свой адрес и направился к двери, ведущей в комнату отдыха. Он так и не вернулся во время выступления Тарасенко. Необходимо было затянуть время, чтобы сорвать голосование.
Василий Тарасенко экспромтом произнес свою речь о исторической необходимости и важности создания независимого еврейского государства. На заседании присутствовало много евреев - жителей Нью-Йорка. Выступление Тарасенко они встретили громом аплодисментов. Представитель Украины покинул трибуну, когда стрелки часов показывали начало седьмого. Вернувшийся на свое место председатель доктор Арсе заявил: "Поскольку внеочередная сессия Генеральной Ассамблеи не смогла принять к установленному сроку альтернативную резолюции генассамблеи 29 ноября 1947 года, то решение последней об образовании на территории Палестины двух независимых государств - еврейского и арабского - остается окончательным решением палестинской проблемы".
Когда доктор Арсе намеревался уже объявить о закрытии сессии, попросил слова глава делегации США генерал Осборн. Он попросил продлить работу сессии и предоставить ему возможность связаться с президентом США Трумэном для обсуждения ситуации, которая сложилась на сессии. Просьба Осборна была удовлетворена. Примерно через два часа Осборн сообщил, что США пересмотрели свою позицию по палестинской проблеме и соглашаются с решением об образовании на территории Палестины двух независимых государств - еврейского и арабского. Так сбылась двухтысячелетняя мечта евреев. Они обрели свое государство. Украине удалось внести в это дело свой вклад. В тот же день 14 мая в Тель-Авиве было провозглашено создание независимого государства Израиль.
Премьер-министр Давид Бен-Гурион позвонил по телефону в ночь с 14 на 15 мая Моше Шарету, который присутствовал на сессии Генассамблеи ООН и просил передать украинскому дипломату от себя лично и от правительства Израиля благодарность за выступление на заседании специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН, которое сыграло важнейшую роль в судьбе Израиля. Кроме того Бен-Гурион поручил Шарету получить от Тарасенко его согласие на присуждение ему звания почетного гражданина Израиля. Как отметил тогда Шарет - это будет первый случай предоставления почетного гражданства представителю иностранного государства. Однако, обсудив с Тарасенко неизбежные для него последствия за такое согласие, решили воздержаться. Об этом Шарет сообщил Бен-Гуриону. Премьер-министр выразил сожаление и понимание. Он хорошо знал политическую обстановку в СССР. Он попросил Шарета повторить благодарность и добрые пожелания от него лично и от правительства Израиля.
15 мая 1948 года делегация еврейской общины Нью-Йорка прибыла в резиденцию представительства Украины при ООН. Состоялась теплая встреча с Василием Акимовичем Тарасенко. Звучали слова благодарности. Ему торжественно вручили Тору.
14 мая 1948 года. Четыре часа дня. Большой черный автомобиль Бен-Гуриона остановился у ступеней музея Тель-Авива. Хотя место проведения церемонии провозглашения независимости хранилось в тайне, тысячи людей узнали о нем.
Все улицы вокруг музея были запружены народом. В зале размещались приглашенные - руководители ишува, раввины, командиры Хаганы и Пальмаха, мэры городов, журналисты. После исполнения "а-Тиквы" Бен-Гурион зачитал две страницы машинописного текста - Декларацию независимости. Она начиналась с утверждения, что земля Израиля была тем местом, где еврейский народ родился.
В ночь на следующий день 15 мая арабские армии напали на только что родившееся государство. Началась война за Независимость. У Израиля тогда был только один танк и то без пушки. Потом были другие войны и конца их не видно до сих пор. Но мир убедился - евреи умеют себя защищать.
* * *
В заключение еще немного о Василии Акимовиче Тарасенко. Он родился в 1907 году. После окончания университета находился на преподавательской работе.
Участник Отечественной войны. Демобилизован в связи с ранением. В 1943-1945 г.г. - директор Запорожского педагогического института. С мая 1945 года помощник министра иностранных дел Украины. Входил в состав делегаций Украины на Генеральной Ассамблеи ООН, с 1948 года - руководитель делегации.
Избирался непостоянным членом Совета Безопасности от Украины. Был заместителем министра иностранных дел. Доктор исторических наук, профессор.
С 1950 по 1984 год - заведующий кафедрой новой и новейшей истории зарубежных стран Киевского государственного университета.
В 90-х годах прошлого века Василий Тарасенко был президентом созданного по его инициативе общественного фонда "Украина - Израиль". Этот фонд много сделал для развития экономических и культурных связей между двумя странами.
Когда торжественно отмечалось 50-летие образования государства Израиль правительство и Кнессет пригласили Тарасенко посетить нашу страну в качестве почетного гостя. Вместе с Василием Акимовичем приехали его сын и дочь. Гости побывали в Иерусалиме, Тель-Авиве, Нетании и Хайфе. Посетили торжественные мероприятия, встретились с земляками с Украины, с ветеранами Отечественной войны.
После посещения Израиля Василий Тарасеннко заявил:
"Мы переполнены восхищением от увиденного и услышанного. Мы получили возможность наблюдать очень много явлений, о существовании которых у нас было лишь смутное представление. Да, действительно, Израиль - это чудо, жемчужина Ближнего Востока. Преображены пустыня, песок и камень в цветущий сад. Лично мне это доставило величайшее удовлетворение. Я испытал изумление, восхищение и зависть, но зависть в добром понимании, - почему моя страна - Украина, обладающая природными богатствами, не может повторить чудо Израиля?
Могу лишь утешить себя мечтой, что и в Украине произойдет чудо. Я безмерно рад, что в мае 1948 года сыграл определенную роль в срыве плана создания единого арабо-еврейского государства и тем самым внес свой личный вклад в создание Государства Израиль" (См. "Новости недели", за 23 августа 2001 г.).
Это заявление Тарасенко сделал незадолго до своей смерти. Он умер в 2001 году. Память о нем навсегда сохранит народ Израиля. Имя Василия Тарасенко неотделимо от истории нашей страны.
Иосиф ТЕЛЬМАН
Еженедельник "Секрет" 28.12.2010
2.
И битвы, где вместе...
Илья Суслов, 1999 г. (Потомак, Мэриленд)
Когда–то давно, под моим началом служил здоровенный рыжебородый парень Витя Веселовский, человек хороший и жизнелюбивый. Он позвонил мне и сказал: «Ну что ты сидишь на своих приключениях? Идем со мной работать в новую «Литературку». Они хотят устроить отдел сатиры и юмора. Я буду зав, а ты зам. Это потому, что я сознательный и партийный, а ты... Сам знаешь, кто ты».
Я ему сказал:
— Витя! Я еврей, но беспартийный. Кто ж меня возьмет?
— Берут! — убежденно сказал Витя. — Говорят, что газета должна быть настоящей. И профессиональной. Все дела ведет Виталий Сырокомский, первый зам Чаковского. На анкету не смотрит, смотрит только на деловые качества.
— Он не псих?
— Не знаю. Я о тебе говорил. Он просил зайти.
Это было в декабре 1966 года. Газета должна была выйти 1 января 1967.
Я пошел. В приемной уже сидел Витя. Он был трезвый и собранный. Ничего хорошего я не ждал.
За столом сидел невысокий плотный молодой господин в золотых очках. Не поднимая глаз, он сказал:
— Мне о вас много говорили. Говорили, что вы хороший работник. Нам нужны хорошие работники. Вы приняты. Надеюсь, вы не подведете нашу газету. До свидания.
Я был поражен.
— Это все? — спросил я. — А должность какая, зарплата?
— В нашей газете это не главное! — отрезал он. — Главное — любовь к делу и энтузиазм. Мне говорили, что вы энтузиаст. Зарплата будет хорошая. Должность — заместитель заведующего отделом.
Я вышел. Виктор остался. Наверное, в эту минуту Сырокомский взял мою анкету, потому что я услышал:
— Это что такое? Почему вы мне не сказали? Ну что же это такое?
— Так вы ж меня не спрашивали! — оправдывался Веселовский. — Вы ж говорили: «по деловым качествам!» — Слушайте, — нервно говорил Сырокомский, — у нас же явный перебор! Да и фамилия у него совсем ни о чем не говорит! Как же я мог подумать? Мне же голову оторвут. Скажут — свивает гнездо.
— Про него не скажут, — убеждал Веселовский. — Да и поздно уже! Вы ж его приняли!
— А он вам нужен?
— Вы даже не представляете как!
— А другой у вас есть?
Я сунул голову в дверь и сказал:
— А другого у него нет. Кто ж это умеет делать целую страницу сатиры и юмора в одну неделю? Вы шутите...
— Почему это «целую страницу?» — испуганно спросил Сырокомский. — Где это видано — целую страницу?
— Вот и я то же говорю... Вы не смущайтесь. Нет — так нет. Я привык.
— Ничего подобного! — сказал он. — Завтра выходите на работу.
•
Название «Клуб 12 стульев» родилось как–то сразу и сразу было утверждено.
Мы придумали несколько рубрик. Потом решили создать некий персонаж, который бы олицетворял серость, пошлость, мнимую многозначительность и бесталанность среднеарифметического советского писателя–соцреалиста. Решили, что имя у этого персонажа должно быть простым, как жизнь, как сама советская литература: Василий Федоров, Владимир Фирсов. Михаил Шолохов, наконец. (Очень мы недолюбливали последнего за его бандитские речи и хулиганские выступления), и пришел Марк Розовский и сказал:
— Фамилия ему предлагается Евгений Сазонов. Простенько, но со вкусом. И это имя будет нарицательным. И роман он пишет не «Тихий Дон», а «Бурный поток». И никто не догадается. Вот начало этого романа века: «Шли годы. Смеркалось. В дверь кто–то постучал. «Кто там?» — спросила Анна, не подозревая, что ее ждет впереди. (Продолжение следует)». А завтра я напишу продолжение.
•
И так пошло. Мы из номера в номер печатали творения нашего «душелюба»...
Но однажды я попался. На Шолохове. Вы помните про «Бумеранг». Там можно было найти безобидные, но смешные ответы читателям, типа:
Москва. П.О.Ни–ву.
Я купил с позолотою брошку,
Приколю тебе к теплой груди.
— Попробуйте сначала приколоть к своей...
В 1967 году появилось такое:
Ростов. М.А.Ш–ву.
От лица передовой общественности требую: закройте «Бумеранг!» — А где вас будут печатать?
На следующий день меня вызвал зам. главного редактора Артур Сергеевич Тертерян и сказал:
— Это все. Боюсь, что ваша карьера, Илья, кончилась. Получите волчий билет. Допрыгались!
— Что случилось, Артур Сергеевич? — спросил я, точно зная, что случилось.
— Сейчас по вертушке звонил секретарь Ростовского обкома партии. Он спросил, чья это провокация? И кто это осмелился травить Шолохова? Чаковский сказал, что сейчас это проверит и доложит. Вы зачем это сделали?
— Какой Шолохов? При чем тут Шолохов?
Тертерян с сардонической улыбкой показал мне «Бумеранг»: «Ростов. М.А.Ш–ву».
— Артур Сергеевич, — сказал я, — это письмо из Ростова от Моисея Абрамовича Шапирова. Какие инициалы я должен был поставить? И потом — Шолохов живет в Вешенской, а не в Ростове. В–третьих, почему я должен думать, что Шолохов — такой занятый человек — будет читать нашу несчастную страницу?
— Где письмо?
— Какое письмо?
— Этого вашего шлимазла из Ростова.
— Сейчас принесу! Это же уму непостижимо, вот так просто обвинить человека! Сразу — Шолохов, Шолохов! При чем тут Шолохов? — орал я, вылетая из кабинета.
Я пришел к себе и написал письмо от имени этого Моисея Абрамовича. Конверта у меня не было, а если бы и был, на нем должны были быть почтовые штемпели Ростова и Москвы. Я позвонил в Ростов и попросил срочно прислать письмо из Ростова от имени Моисея Абрамовича. Он помчался отправлять, потому что весь Ростов уже гудел от моего паршивого «Бумеранга». В отделе писем я по блату зарегистрировал письмо задним числом и понес Тертеряну.
Тертерян, покачивая головой, как старый еврей у Стены Плача, дочитал мою писульку и сказал:
— А где конверт?
— Какой конверт?
— Простой конверт из Ростова.
— Что же я, должен хранить конверты? Видите, он просит закрыть «Бумеранг», а я остроумно ему отвечаю...
— Я вижу ваше остроумие. Я не вижу конверта.
— Выбросил, наверное. Пойду поищу.
— Поищите, поищите, любезный.
И он пошел показывать письмо Чаковскому. Ах, как кричал Чаковский! Его было слышно на всех пяти этажах. На его месте я бы кричал еще громче. И зачем мне это было нужно?
Но все же Тертеряну удалось меня отстоять. С другой стороны, Чаковский сумел убедить ростовского вождя, что не на Шолохова же «Литературка» подняла руку! Да вот и письмо от какого–то идиота из Ростова...
Через два дня пришел конверт со штемпелями.
— Нашел, нашел! — кричал я, врываясь в кабинет Тертеряна. — Вот ваш конверт.
Тертерян брезгливо посмотрел на конверт и сказал:
— Оперативно. Вот только даты не совпадают.
Из «Бурного потока» Евг. Сазонова:
— Почему вы опоздали? — спросил Анну завуч Вероника Николаевна, старая, опытная педагог. (Продолжение следует.)
•
Штатным членом редколлегии у нас работал Георгий Гулиа, человек весёлый и очень опасный. Он когда–то получил Сталинскую премию. Ему отсылали наши штучки, если начальство в них хоть немного сомневалось. Он их с удовольствием рубил, а потом объяснял: «уж очень прозрачно было написано».
На редакционных летучках мы обсуждали вышедший номер и выясняли, что, с нашей точки зрения, хорошо, а что плохо.
В том номере прошел какой–то хороший рассказ и фразочка «Хорошо тому, кто носит подтяжки, говорить: «Затянем пояс!»
Гулиа сидел на летучке рядом со мной.
— Слушай, — шептал он мне, — это колоссально, что ты сумел сказать этой фразой! Это колоссально, слушай! Я тебе точно говорю, это замечательная фраза, она войдет в историю! Вот такое мое мнение.
Он поднял руку и сказал:
— Можно мне высказаться? До каких пор мы будем терпеть антисоветские выходки на 16–й полосе, а? Где это видано в советской печати так критиковать партию и правительство! Если партия на своем последнем пленуме совершенно правильно подняла вопрос об экономии в производстве и при потреблении продуктов питания, то кто дал право этим молодчикам с 16–й полосы обзывать партию «подтяжками», а? Слушай, я вам точно говорю, что некоторых уже пора разгонять. Развели здесь, понимаешь, демагогию, а мы, редколлегия, потом за них отвечай!
Я задохнулся!
Гулиа сел на место рядом со мной и прошептал:
— Слушай, не обращай внимания, это я так, для пользы дела. Фразочка колоссальная! Колоссальная, говорю, фразочка!
•
После ввода войск в Чехословакию и нашей реакции на него, нас стали проверять 8 цензоров. И полосы составлялись по старой российской цензурной методе: ты даешь начальству полосу с такой, скажем, фразой: «Если бы Лев Толстой жил в коммунальной квартире, он стал бы Салтыковым–Щедриным!» Начальство морщится и просит чего–нибудь другого. Ты несешь фразу: «Очереди станут меньше, если сплотить ряды». Начальство смотрит на тебя, как на красную тряпку и просит принести что–нибудь другое. Ты несешь фразу: «Знаете ли вы, что пулеметная очередь доходит до прилавка гораздо быстрее обыкновенной?» Начальство зеленеет и просит чего нибудь ещё. Ты приносишь: «Допустим, ты пробил головой стену. Что ты будешь делать в соседней камере?»
— Илья, — рычит начальство. — Вы издеваетесь? Можете принести что–нибудь человеческое?
— У меня больше ничего нет, — отвечаете вы, потупив глазки.
Начальство размышляет. Потом говорит:
— Принесите ту, первую. Тоже глупая, но не такая, как все эти.
•
…Пришел автор. По профессии — барабанщик в оркестре. Принес рассказик. Называется «Памятник». Рассказик такой: стоит человек и ловит такси. Снег идет. Холодно. Такси не останавливается. Час стоит, ловит, другой... Вдруг видит, на той стороне улицы другой человек стоит, тоже, видно, такси ловит. С протянутой рукой. Потрогал его герой и видит, что человек окаменел. Замерз, видно. Взвалил его на плечи, отнес домой, положил на диван. Утром жена говорит: «Ты кого, дрянь пьяная, принес вчера? Совсем упился?» Он смотрит на диван, а там этот лежит, с протянутой рукой. Памятник с площади.
Напечатали. Начались звонки. Понеслись письма. Посыпались жалобы. От старых большевиков, главным образом. Как? На кого? Руку? Очумели? Советская власть кончилась? На Ленина? На самого? Сгноим!
Наш непосредственный начальник Тертерян был спокоен. Он меня усадил в кресло. Он мне воды принес. Он был на «вы». Он был бледен, как Д’Артаньян, вручивший подвески герцога Букингемского французской королеве. Он сказал:
— Илья, из этой ситуации мы уже не выпутаемся. ЦК просит крови. Свою я отдать не могу. Мы выпустим вашу.
— Чего, чего? — залепетал я, придумывая на ходу версию. — Какую кровь? Вы шутите. Мы же гуманисты. Мы же за мир между нашими народами. Мы же за разоружение.
— Вы зачем Ленина тронули? — шепотом спросил он.
— Я? Ленина? Что я, псих? Кому надо трогать Ленина?
— Чей памятник подобрал ваш алкаш на площади?
— Пионерки! — сказал я. — Пионерки! Он ее принял за пассажира. Мы ведь с вами — за нормальную работу такси. Вот о чем рассказ.
— Пионерка? — заорал он. — Пионерка делает салют рукой! С вытянутой рукой у нас только Ленин стоит! На Ленина...
— Минуточку! — сказал я. — Почему только Ленин? А пограничник? Он стоит на бульваре и защищает границу родины.
— Я умру от вас, любезный, — сказал Тертерян. — Пограничник руку держит козырьком, всматриваясь во внешнего врага, нарушившего границу. Козырьком. Вы Ленина...
— Хорошо, — сказал я. — Пусть не пограничник. Это просто гипсовый памятник спортсмену, футболисту, Мичурину. Почему Ленину? Нам с вами и в голову не пришел Ленин. Мы с вами этот рассказ читали, не было там Ленина. Откуда появился?
Тертерян брезгливо бросил на стол толстую пачку писем.
— Это из ЦК, — сказал он. — Большевики вас раскусили.
Большевики писали, что только сионистскими происками американского империализма можно объяснить факт появление этой мрази на страницах другой мрази, называемой «Литгазетой». Просим принять меры! — так заканчивались все письма трудящихся.
— Ну, что будем делать? — спросил я, совершенно угнетенный их праведным гневом.
— Будем снимать с работы, — устало сказал Тертерян. — Вот теперь уже допрыгались окончательно. Сколько раз я вас предупреждал...
— Дайте побороться, — сказал я. — Товарищ Ленин как–то не пришел мне на ум в тот момент.
— Врете, — сказал Тертерян. — Это мне он не пришел в тот момент.
Я пошел к себе, вызвал секретаршу и попросил разыскать в библиотеке сведения о всех памятниках в СССР, где герой с протянутой рукой. Таких оказалось два типа: Ленину и Кирову, что тоже было плохо. У остальных руки были на месте: у пояса, у бедер, на груди, за спиной. У Венеры вообще рук не было. .
Я сел писать письма большевикам. Я написал, что только безумцы могут подумать, что парторганизация «Литгазеты» (я был беспартийный, но знал, как надо писать) могла проявить такую бестактность. И какой мерой испорченности надо обладать, чтобы принять пошлую гипсовую скульптурку за памятник вождю! Памятники Ленину делают из гранита и мрамора, так что совершенно невозможно отнести их на себе домой и положить на диван, неужели такая простая мысль не могла прийти в голову людям, справедливо охраняющим чистоту ленинского учения от происков...
Поэтому, наряду с заботой о более добросовестном обслуживании советских людей некоторыми таксистами, был поставлен вопрос об эстетическом уровне убранства наших городов в части архитектурного и скульптурного их оформления. И не следовало уважающим себя коммунистам бросать тень на «Литературную газету» и на ее коллектив, помогающий партии бороться со всеми и всяческими недостатками, все еще иногда встречающимися в нашей жизни!
Я отнес проект письма Тертеряну. Он прочел, остался доволен и понес его Чаковскому. Чаковский прошелся по письму рукой мастера, убирая подтексты и ненужную и даже идиотскую иронию, сохраняя то выражение невинности и некоторой обиды за вверенный ему коллектив, которые были заложены в проекте письма. Письмо было размножено, подписано козлами отпущения (мной и Витей Веселовским) и послано в ЦК и по остальным адресам.
А мне стало так скучно и так страшно, что в следующий номер я вставил фразу, как никогда отвечавшую моим тогдашним настроениям: «Объявление. Вчера вечером потерял на углу Цветного бульвара и Садового кольца интерес к жизни».
Нас опять простили. Но с тех пор с нас требовали только позитивной сатиры. Знаете, что это такое? Это когда «на похоронах Чингис–хана кто–то говорит: «Он был чуткий и отзывчивый». Это когда «в действительности все выглядит иначе, чем на самом деле».
И когда ты понимаешь, что сделал все, что мог, что ты дорос до своего потолка, и у тебя нет ни сегодня, ни завтра, а только вчера, ты начинаешь задумываться об эмиграции.
И потом ты уезжаешь. И начинаешь жить вторую отпущенную тебе жизнь.